Солги обо мне. Том второй
Шрифт:
— Ника?!
Олег падает рядом на колени, хватает мое лицо, лезет в него своими мерзкими губами и начинает обцеловывать. Это словно расстрел в упор, пока ты еще жив: каждое прикосновение - боль, каждый выдох - страдания. И это пока единственное, чем я могу его помучить. Потому что, несмотря ни на что, это чудовище зависимо от моей жизни. Увы, он не сдохнет вслед за мной, иначе все мои проблемы были бы решены, но какое-то время, пока он думает, что может потерять меня навсегда, его больное эго корчится от боли.
Он поднимает меня на руки, укладывает
Я не слушаю, потому что вряд ли это чудовище скажет что-то новое. Сейчас он готов пообещать что угодно, лишь бы любимая игрушечка еще какое-то время дергалась и доставляла ему радость своими мучениями. Однажды, так повторялось неделю - утром он избивал меня, вечером целовал ноги, а на следующее утро снова бил, и потом снова каялся и просил прощения. Я выжила только потому, что к тому времени уже давно была не совсем живой и не совсем нормальной.
— Ника, умоляю, открой глаза!
– кричит Олег, бегая вокруг меня со стаканом воды и полотенцем.
– Пожалуйста, Ника… ты нужна мне! Не смей уходить, слышишь?!
Не знаю точно, по каким именно звукам определяю это, но он несколько раз порывается позвонить по телефону. Хочет - но не делает, потому что осознает последствия. Одно дело кричать и топать ногами от бессильной злобы, и совсем другое - вызвать врача и попытаться сгладить последствия. Ведь тогда я обязательно скажу, кто все это со мной сделал. Олег никогда на это не пойдет. Лучше дать мне умереть, чем распрощаться с выпестованным образом героя.
Я прислушиваюсь к своим ощущениям, пытаясь понять, насколько сильно он избил меня на этот раз. Обычно Олег контролирует себя и не бьет по частям тела, которые невозможно скрыть одеждой, чтобы никто не заподозрил неладное. А те синяки, которые все-таки случались, я замазывала толстым слоем грима, а Олег тщательно проверял, достаточно ли я постаралась скрыть следы его «любви». Но сегодня он явно «в ударе», и синяки - не единственная и далеко не самая страшная проблема, о которой нужно беспокоиться.
Нехотя, шевелю правой рукой, потому что именно ее чувствительность я потеряла сразу после того, как Олег ее придавил. Пальцы вроде в порядке, и понемногу я даже ощущаю, как ладонь начинает покалывать от притока крови.
— Слава богу, - стонет Олег.
Падает рядом с диваном на колени, хватает мою руку и начинает остервенело хлыстать себя ею по лицу. Я морщусь от боли и желания сжать пальцы в кулак. Вторая рука в порядке и ноги, кажется, тоже. Дышать тяжело, в груди колет от каждой, даже самой слабой попытки. Возможно, он сломал мне ребра? Даже не знаю, радоваться ли этому, потому что в таком случае ему придется отвезти меня в больницу.
Или - такой вариант кажется более вероятным - запереть меня в квартире, плюнуть на контракт и просто ждать, что будет дальше. Если я выживу - хорошо, можно будет еще какое-то время наслаждаться моими страданиями. Если нет - возможно, разыграет один из сценариев на случай моей «внезапной кончины». Уверена, у него таких несколько.
— Ника, прости.
– У него совершенно безумный взгляд и такое же, покрытое красными пятнами лицо.
–
Интересно, есть хотя бы крошечная его часть, которая верит в то, что произносит его же рот?
— Пить, - стону разбитыми и искусанными губами.
Олег бросается к холодильнику, а я тем временем провожу языком по зубам, проверяя, все ли на месте. Кажется, сегодня я родилась заново, потому что кроме неприятного жжения в груди и общего сломанного состояния, похоже, обошлось. Пока он не видит, позволяю себе слабую злорадную улыбку - ему придется лучше стараться, чтобы избавиться от меня таким топорным способом.
— Я помогу, - говорит Олег, и его руки сильно дрожат, когда он подносит стакан к моим губам.
Делаю один маленький глоток и чуть заметно вожусь на диване, давая понять, что меня нужно посадить повыше. Он тут же подкладывает мне под спину пару подушек и дает напиться еще раз. Все это время у него вид абсолютно раскаявшегося человека, буквально Спасителя, готового взойти на Голгофу. И все это я тоже неоднократно видела. Так что просто делаю вид, что принимаю его извинения, а когда он закидывает мою ладонь себе на голову, глажу по волосам.
Меня от него тошнит.
Я презираю ту руку, которая сейчас к нему прикасается. Жаль, что я не гадюка, чтобы сбросить с себя эту грязь вместе с отмершей кожей.
— Кажется, я в порядке, - говору спустя пару минут, когда терпеть его скулящий взгляд уже просто нет сил.
– Врач не нужен.
Он бы и так его не вызвал, но мое личное уверение как бы снимает с него ответственность.
— Может, тебе набрать ванну?
– тут же оживает Олег.
Бросать во вкусно пахнущую воду свои сломанные игрушки - его любимое занятие. Соглашаюсь, потому что это даст мне несколько минут передышки от его присутствия рядом. Когда он уходит, я обращаю внимания на забытый им пиджак. Он рядом, на стуле, можно легко дотянуться. Прислушиваюсь, чтобы убедиться, что Олег действительно ушел и, превозмогая боль, протягиваю руку. Запускаю пальцы сначала в наружный, потом - во внутренний карман. Нахожу его портмоне, быстро достаю, прекрасно зная, чем рисую, если муж застукает меня за этим занятием, но по-прежнему не имею понятия, ради чего. Что такого может храниться в его кошельке?
Но первое, что бросается в глаза - визитка с названием адвокатской конторы. Одной из самых солидных в городе, обеспечивающей защиту интересов людей уровня Олега и даже выше - сливок общества, выражаясь простым языком. Зачем ему потребовались услуги сторонней фирмы, когда у него целый штат натасканных юристов?
Я успеваю спрятать все обратно как раз перед тем, как Олег возвращается, чтобы на руках отнести меня в ванну. Надо же, какой заботливый, даже положил на дно ванный пару полотенец. Крепко сжимаю зубы, чтобы не издать ни звука, пока он окунает меня в горячую воду. Несколько раз утвердительно киваю на его тупой вопрос, комфортной ли температуры вода. Была бы больше на пару градусов - и я бы точно сварилась. Но Олегу нужно знать, что он на пути исправления и прощения, иначе он снова сорвется и пустит в ход кулаки.