Солги обо мне. Том второй

Субботина Айя

Она по-прежнему не подает признаков жизни.

Моргает - да и только. Это даже скорее похоже на судорожные сигналы тела, которое проверяет само себя - живо оно или уже можно гасить свет.

Я нашел ее на лестничной площадке, в одной домашней одежде и с босыми ногами, заплаканную и что-то бормочущую себе под нос. Вид у нее был абсолютно несчастный. Это точно как-то связано с Сабуровым.

Черт, что же произошло?

— Если ты не прекратишь играть в молчанку, - я медленно иду обратно до двери, - пострадает один очень болезненный мальчик. Знаешь, несмотря на то что ты буквально

вынудила меня пересмотреть мое хорошее к нему отношение и урезать некоторые… статьи расходов, он до сих пор исправно получает обезболивающее и снотворное. Но, может, самое время пересмотреть еще что-нибудь?

Мне вообще насрать на мелкого засранца - если бы его отправка на небеса решила все мои проблемы с Никой, я бы додавил трусливого доктора устроить ему сердечный приступ или тромб, или что там есть в запасе у врачей на подобные случаи. Но я предполагал, что Нику придется помариновать, прежде чем у нее закончатся аргументы с совестью, поэтому решил доводить ее до нужного состояния маленькими порциями. Как бы там ни было - все равно ее драгоценные сестрички доносили всю нужную информацию практически в том виде, в котором это меня устраивало. Если честно, будь я на их месте, то держал бы язык за зубами. Но они ведь такая образцово-крепкая семья, один за всех и все такое прочее. С одной стороны - это сыграло против меня, когда сестрички устроили Нике побег, а с другой - помогло доносить до адресата всю нужную информацию.

— Как скажешь.
– Пожимаю плечами, открываю дверь и переступаю порог.
– Для тебя ситуация уже никак не изменится, девочка. Из моих рук ты никогда не вырвешься - я учел все совершенные ошибки и принял меры. А вот за что будет страдать бедный маленький Костя?

Успеваю сделать пару шагов, прежде чем слышу ее слабый голос в спину:

— Я сделаю, что ты хочешь.

Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько удовлетворенным.

Но все равно не спешу возвращаться в комнату, даю ей время немного понервничать. Она делает это молча, конечно же, но в том и прелесть Ники: ее умение сопротивляться и сила воли - это особенный сорт лакомства. Если бы я мог Найти его в ком-то другом - я бы позволил моей птичке сигануть башкой вниз.

Возможно, когда-нибудь, когда я наиграюсь и устану от нее?

Когда снова появляюсь на пороге, Ника сидит на кровати и пытается спустить ноги вниз. С некоторым отвращением наблюдаю ее перечеркнутые шрамами колени. Надо позаботиться о том, чтобы она носила какие-то скрывающие это уродство чулки.

— Далеко собралась?
– спрашиваю без особого интереса. В том состоянии, в котором я ее застал, Ника выглядела неспособной ступить ни шагу, а сейчас, кажется, может полететь в космос на одном только чувстве решимости.
– Не думаю, что совершать пируэты и кульбиты - своевременная затея.

Она каким-то образом умудряется опустить ноги. Набирается сил перед следующим рывком, прикусывает нижнюю губу… и поднимается. На мгновение сила тяжести толкает ее обратно на постель, но моя непокорная птичка справляется и с этим.

Удивительно, но хоть она все так же похожа на несвежий труп, каким-то непостижимым образом ей удается выстоять и даже повернуться ко мне лицом.

— Ты

выглядишь как пугало, - озвучиваю свой абсолютно справедливый и даже мягкий вердикт. Но с отвращением к собственной слабости вдруг понимаю, что член в штанах становится каменным от одной мысли о всех тех вещах, которые я буду делать с ее маленьким телом.

— Мне все равно, как я выгляжу, - бесцветно отвечает она.

— А мне - нет.

Я делаю шаг к ней - Ника стоит на месте как вкопанная, но все же с трудом прячет панику в глазах. Есть что-то завораживающее в том, как пытается сопротивляться чужая сильная воля твоей собственной темной энергии. Одна моя бывшая, повернутая на астрологии и прочей лабуде, говорила, что мной управляет темная сторона Юпитера - управителя моего Дома. Мол, поэтому мне так легко управлять потоками Вселенной. Как по мне - чушь все это, но те ее слова все равно нет-нет - да и согревают душу приятным теплом осознания собственной власти.

Чем ближе я подхожу - тем больше паники во взгляде Ники.

А когда становлюсь почти впритык, она не выдерживает и отступает к стене. Сама себя загоняет в угол, хотя я всего-навсего скрещиваю руки на груди и даже не пытаюсь до нее дотронуться.

— Ты не мог бы…

— Что?
– перебиваю ее слабую попытку навязать мне свою волю.
– Испариться из собственной квартиры? Снова оставить тебя без присмотра?

— Просто… отойди, - выдавливает она.

Брезгливости в ее словах больше, чем страха.

Именно это становится последней каплей в чашу моего терпения.

В конце концов, я слишком долго ждал, чтобы сейчас отказывать себе в удовольствии получить хоть что-нибудь.

Я протягиваю руку и мягко беру ее за подбородок. Она так исхудала, что пальцы сразу упираются в тонкие кости, на которые туго натянута синюшная кожа. Ника часто моргает, пытаясь скрыть страх, но все равно жмурится.

— Смотри на меня!
– рявкаю я.

Мне нужен ее испуганный взгляд, потому что теперь - и еще какое-то время - я буду зависим от ее эмоций.

Ника распахивает глаза, обжигая меня какой-то почти ядовитой зеленью взгляда.

Надавливаю пальцами на ее подбородок, буквально выцеживая из тоненького горла стон боли.

— Ты - моя, Ника.
– Наклоняюсь к самому ее носу, вдыхаю запах около губ. Даже сейчас, бледная и серая, она сумасшедше возбуждает меня своим запахом.
– И когда я отчищу с твоей кожи вонь другого мужика, когда верну румянец на твои щеки, и твоя задница перестанет быть похожа на сковороду - мы снова станем мужем и женой. Со всеми теми вещами, которые должны быть между супругами. Но только от тебя зависит, буду ли я нежным и внимательным или…

Я позволяю себе слабость сильнее необходимого приложить ее затылком о стену. Гулкий удар – и тут же хлипкое тело становится мягким и податливым, сознание медленно гаснет в глазах. Приходится ее встряхнуть, пока Ника снова не фокусируется на моем присутствии.

— А пока мы заключаем маленькое перемирие, - «переключаюсь» на хорошего Олега, беру ее на руки, прижимаю к груди почти как ребенка, и несу в ванну.

Определенно, Сабурова с ее кожи придется отскребать щеткой для снятия ржавчины с металла.