Солги обо мне
Шрифт:
— Привет, - здороваюсь я, пока девочки потрошат корзину с угощениями.
Сегодня я пришла только к концу тренировки - интенсивность балетных репетиций такая сильная, что вытягивать их одновременно, еще и в один день, у меня банально не хватает сил. А как бы я не сходила с ума от своей воздушной акробатики, балет всегда был и будет моим приоритетом номе один.
Рита настороженно подглядывает в мою сторону и молча кивает.
В ее лице как будто что-то изменилось, но мне стыдно пялиться на нее в открытую, чтобы понять причину этих изменений. Одно могу
— Хорошо, что ты вернулась, - искренне радуюсь я. Несмотря на то, что перед моей свадьбой Рита вела себя как настоящая стерва, официально мы не ссорились. Может быть, у нее был тяжелый период в личной жизни? Кто из нас хотя бы раз в жизни не превращался в стерву, завидуя чужому счастью?
– Здесь было слишком… тихо без тебя.
— Я ей тоже самое сказала, - поддакивает наша тренер.
– Заодно, может, на человека снова станет похожа наша Королева Марго.
Рита еле-еле улыбается и тут же нарочно скрывается за дверцей шкафчика.
Но я все равно успеваю заметить неестественную кривизну ее улыбки. Я такое видела только раз в жизни - в больнице, когда восстанавливалась после травмы спины. Со мной в палате лежал парень на пару лет старше, как и я, проходил реабилитацию после тяжелых побоев. Так вот, он улыбался точно так же - только одной стороной лица, потому что из-за тяжелых увечий пострадал лицевой нерв.
Почему я думаю об этом сейчас?
Рита тоже столкнулась с чем-то… таким?
Я потираю локоть, потому что синяк на коже после хватки Олега до сих пор никуда не делся, хотя прошла уже целая неделя.
— Рита?
– Осторожно пытаюсь отодвинуть дверцу шкафчика, чтобы поговорить, но она крепко держит ее рукой.
– Что случилось? Я могу чем-то…
Она прерывает мой искренний порыв громким хлопком закрытой дверцы. Теперь уже стоит прямо передо мной, смотрит в глаза с видом человека, который увидел что-то крайне неприятное и отвратительное. От этого взгляда хочется отмыться, как от грязи.
— Ты всегда ко всем в жопу без мыла лезешь, святая ты наша?!
– неожиданно грубо спрашивает она.
– Или это только мне так «повезло»?
— Рита, в чем дело?
– Я в полном замешательстве.
— «Рита, в чем дело? Рита, чем помочь»?
– нарочно противно передразнивает она, нервно закидывая на плечо лямки потрепанного рюкзака.
Случайно отводит назад волосы, и я замечаю темный след старых синяков, и чуть выше, там, где почти начинается линия роста волос - тонкий шрам. Уже заживший, но точно свежий. Раньше его точно не было, потому что Рита всегда хвасталась своим идеальным овалом лица и нарочно зачесывала волосы назад.
— Ты чего?
– вмешивается Аня, одна из «старичков» нашей группы.
– Не с той ноги встала?
Рита окидывает нас всех таким презрительным взглядом, будто мы все - прямые участники ее личной трагедии. Какой бы она ни была и чего бы не касалась. Но в конце
— На моем месте, Святая Вероника, должна была быть ты. Хочешь помочь? Попроси своего драгоценного муженька сделать с тобой такое же, а потом изобрети способ, как избавиться от этого дерьма и поделись им со мной!
Она нарочно больно таранит меня плечом, когда проходит мимо до двери. Потом останавливается, разворачивается на пятках, как будто собирается сказать что-то напоследок именно мне. Но раздумывает.
— Меня от всех вас тошнит, - говорит явно не то, что собиралась.
– Лицемерки.
И уходит, оставляя дверь открытой.
Я чувствую себя нарочно испачканной. И, как бы глупо это не звучало, испачканной целиком заслуженно, хоть я даже близко не понимаю, чем могла заслужить ее неприкрытую злость и презрение. Мы несколько месяцев даже не пересекались!
— Забей на эту ненормальную, - советует Аня, заботливо поправляя рукав свитера, который, после толчка Риты, неаккуратно сполз с плеча.
— По-моему, она просто конченая, - говорит Ксюша, одна из новеньких, которая занимается с нами только пару недель. Прежнюю веселую и дружелюбную Риту она знать не может.
– Если она и своему мужику такие концерты закатывает на пустом месте - неудивительно, что он ее лупит.
— Нет и не может быть никакого оправдания рукоприкладству, - слишком жестко и агрессивно отвечаю я, и боль в локте становится почти невыносимой. Я как будто снова и снова проживаю именно ту минуту, когда Олег чуть было не раздавил мне локтевой сустав.
— Да ладно!
– Ксюша фыркает и усаживается на выступающий подоконник, рядом с девочками, которые уже разложили рядом продукты из моей корзины и спорят, чей плейлист пустить на внешнюю колонку.
– Иногда некоторые девки сами выпрашивают.
— Тебя когда-то били?
– интересуюсь я, чувствую горький ком в горле. Господи, год назад я даже представить не могла, что буду рассуждать о подобных вещах, опираясь на личный опыт. И хоть в прямом смысле слова Олег меня не избивал, то, что он делает уже можно назвать насилием.
– Делали тебе больно только потому, что ты не туда посмотрела, не так ответила, не в то оделась? Недостаточно широко улыбнулась, недостаточно быстро ответила на телефонный звонок? Вернулась домой на три минуты позже разрешенного времени? Переписываешься с подругами? Просто дышишь?
Слова вырываются из моего рта резкой автоматной очередью, и мне приходится резко дать по тормозам, когда понимаю, что перекрикиваю даже громкую музыку из динамиков.
В студии на несколько секунд повисает напряженная тишина.
— Ты чего?
– ошалело переспрашивает Ксюша.
– Я же типа за тебя вступилась перед этой истеричкой.
Я сбивчиво бормочу извинения и пулей вылетаю за дверь.
Хорошо, что сегодня на улице прохладно и идет дождь. Я выставляю руки из-под козырька на крыльце и провожу влажными ладонями по лицу.