Солнца двух миров
Шрифт:
Тьеты слишком пронизаны магией двух миров, чтобы быть в состоянии их покинуть. Их существование за пределами двух миров, скорее всего, попросту невозможно.
Но-Фиа-Ня склонила голову, глядя на него своими большими, слишком синими глазами. Парейн погладил её по золотым волосам, нежно, как ребёнка, которым она не была. И в его прикосновении она прочла, что он тоже не сможет уйти.
– Помнишь, я обещала показать тебе Феору?
– сказала она.
– Я думаю, ещё не поздно совершить путешествие.
Парейн кивнул. Как только он восстановит силы, они отправятся в путь.
Броши-сувениры наполнялись добрыми пожеланиями. Верл и Туэгри, не сговариваясь, оставили друг другу на память воспоминания о миссии в пустыне с Цвером и Ольсередаром. Возможно, у них
Под конец затянувшихся прощаний эсвинцы наконец дали себе волю и подстроили энергетику общей атмосферы коллектива. Стало тепло и радостно, как бывает в компании, которую не хочется покидать. Ливейра и Эм, переплетая пальцы, смотрели на туманное весеннее небо Майсены, стоя на карнизе высокого окна зала.
– Куда же пойдём мы?
– спросила девушка мыслеречью.
– Мы останемся, - весело ответил Эм.
– Когда возродится мир, мы родимся заново.
Ливейра удивлённо подняла брови, прислушиваясь к потоку образов, транслируемых в её сознание. Эм поговорил с Сирасмом, который всё ещё умел становиться частью Изначального и был одним из немногих, кто, вероятно, переживёт гибель и возрождение двух миров.
– Это должно быть интересно, - улыбнулась Ливейра
Палата Провидцев, защищённая от природных катаклизмов сетями магии, надёжными настолько, насколько это было возможно в ставшем непрочным Циасе, была наполнена снами и видениями. Все, кто провидел многие годы, десятилетия и даже столетия, все, кто недавно присоединился к гильдии, и те, кто ещё только проходил обучение, были погружены в провидческие грёзы и наблюдали картины будущего, чтобы сделать их настолько ясными, насколько позволяли их возможности и способности. Они не выходили из транса, поддерживая свои силы специальными техниками, позволяющими прерываться только на недолгий отдых в чёрных сновидениях без снов. Они искали вероятности, в которых их миры могли бы выжить.
– Почему даже мудрейшие из нас не знали ничего о грядущей катастрофе?
– спросил Файрен своего учителя в их совместном видении.
– Как мы могли бы рассмотреть непринятое решение Создателя?
– ответил учитель вопросом на вопрос.
На Файрена свалилось слишком много разрушений, слишком много рвущегося, раскалывающегося, умирающего. Долгие, изнуряющие часы транса были наполнены болью и хаосом. Раз за разом смотрел он на наступающий апокалипсис, будто изучая все его штрихи и ноты, будто отпечатывая его в сознании. Медитативные техники абстрагирования от происходящего уже не имели эффекта, и ощущение разрушений преследовало его не только в видениях. Он жил в расколотых, тающих и крошащихся мирах, и сам разлетался на многочисленные осколки, болезненно и немного привычно. Насколько было известно молодому провидцу, несмотря на всё множество вероятностей открывающегося общине провидцев будущего, тех линий, в которых можно было бы избежать разрушения миров, до сих пор не было обнаружено. Некоторые из членов Палаты покидали её, присоединяясь к эвакуационным проектам и отправляясь в другие миры. Кто-то уходил, чтобы оставшееся отведённое мирам время провести с близкими или посвятить любимым занятиям, вместо того, чтобы искать несуществующий выход. Файрен не хотел никуда уходить и пытался внести свой вклад в работу организации, к которой принадлежал.
По коридору видений он скользил, прислушиваясь к тому, в каком из направлений теплится надежда. Неожиданно его притянул к себе терпкий пряный аромат очень яркого, ослепительного несвершившегося. Файрен скользнул по пути в неожиданное видение. Мир был прозрачным, мозаичным, как Сад Химер, и кристально ясным, каким никогда не бывал наяву. Яркие лучи голубоватого свечения заливали его, незнакомый. Вокруг Файрена возвышался хрустальный город, изяществом граничащий с совершенством, но неидеальный ровно настолько, чтобы казаться живым, пусть и нерукотворным. Провидец шёл по гладкой, ровной мостовой, стелящейся до ближайшего
– Похоже, ты очень хотел убежать, - констатировал колеблющийся силуэт собеседника, явно обращавшийся к Файрену.
Тот сфокусировался. Разговоры в видениях могли происходить лишь между встретившимися в них провидцами. Наблюдатели не существовали в своих видениях, не могли воздействовать на события, изменять происходящее, сбывшееся или несбывшееся, их нельзя было услышать или увидеть, и лишь немногие заинтересованные в этом маги умели определять присутствие провидцев как лёгкий шлейф наблюдения со стороны, тем не менее, лишённые возможности дотянуться до них или как-то вступить в коммуникацию. Фокусировка сделала силуэт собеседника более чётким. Он походил на эсвинца тонко вырезанным разрезом глаз, гибким и тонким телосложением и обильной шевелюрой.
– Ты тоже провидец?
– спросил его Файрен.
– Наверное, можно и так сказать, - спокойно согласился незнакомец.
Он внимательно посмотрел на Файрена, и тот ощутил лёгкое изучающее прикосновение его магии. Такого рода воздействия он считал невозможными в видениях, поскольку в них провидцы не существовали, кроме как в виде лишённых всего, кроме собственной воли познания, созданий. Однако собеседник касался Файрена так, как изучает будущий соперник на дуэли после снятия барьеров или как прикасается маг, с которым предстоит тесная совместная работа.
– Этот сон мне очень нравится, - сказал эсвинец.
– Хочешь остаться здесь? Может быть, ты стал бы первым обитателем этого хрустального города.
Файрен вдруг почувствовал, что незнакомец и правда в силах сделать этого город видением, из которого будет не вернуться. И понял, что мысль его о том, что этот невоплощённый ещё город может быть той самой неотысканной вероятностью спасения - абсурдна. Видение, в котором он оказался, существовало лишь как замысел, которому если и предназначено реализоваться, то произойдёт это спустя века после грядущего апокалипсиса.
– Почему я смог заглянуть сюда?
– спросил Файрен.
Возможности провидцев были не так велики, чтобы заглядывать в неосуществлённые замыслы будущего, отделённые множеством столетий, и тем более не так хорошо развиты были способности Файрена.
– Потому что этот город существует здесь и сейчас, - понятно ответил собеседник.
Файрен осознал, что говорит с существом, живущим вне времени, и смотрит один из его излюбленных снов. Может быть, по временной линии Файрена пройдут столетия, прежде чем хозяин сна воплотит этот хрустальный город в реальности, заставив его родиться в пространстве, сейчас принадлежащем Циасу и Феосу, а может быть, этого воплощения никогда не произойдёт, но его сознание и воля позволяют городу уже сейчас существовать настолько, что на него можно взглянуть в видениях или снах.
Файрен задумался. Здесь было спокойно. Стройные сверкающие шпили воплощали антипод того хаоса разрушения, в усталости от которого он бросился на яркий пряный запах. И приглашение остаться было искренним и настоящим - не шуткой, не ловушкой, не коварным планом, - а внезапным и добрым жестом, которым даришь случайно оказавшуюся у тебя розу незнакомой прохожей девушке. Не за улыбку, без платы.
– Почему-то мне нравится видеть этот сон именно здесь, - сказал создатель хрустального города.