Солнца двух миров
Шрифт:
И Файрен почувствовал, как голубые переливы отражают, вспыхивая и струясь лучами сквозь безупречно чистый воздух, видение Феоса и Циаса, какими они были, и есть, и будут когда-то в восприятии того, гостем чьего сна он оказался. Провидец сделал шаг в полёт, переступив невысокий бордюр хрустального балкона, и шаг его был согласием. За спиной вскинулся упорядоченно-стремительный ветер, совсем не похожий на переменчивый и привычный Изначальный. Хрустальный город огромен и сияющ. Файрен сможет открывать его для себя бесконечно долго.
Шахматный бережно укрыл своей клубящейся тьмой тело спящего провидца и унёс его туда, где его не тронут игры Ветра. С ним останутся его видения, и он сможет смотреть не только на гибель мира, но и на то, как на руинах будут воплощены новые задумки.
Шахматный ушёл, в честно вычисленном и ранее обозначенным скоро. Ветер заметался в прощании, смешанным сожалением и надеждой на будущие встречи закружил, заражая.
"Отчего же, отчего не хочешь смотреть, как всё получится, как всё построится?"
Улыбалась задумчиво, рассеянно, истаивающая из миров Ветра тьма. В первых шагах будет слишком много несовершенства, чтобы ими любоваться.
Лаинь смотрела в экран рассеянно. Она больше не нуждалась в экране, чтобы наблюдать за тем, что происходит в любой точке двух миров, но по привычке обращала свой взор на его застывшее тёмное полотно, когда хотела увидеть какие-то события. Тераэс-Ветер приходил редко, но течение времени изменилось для неё, и она не знала больше, что значит "редко", а знала только, что он приходил, и молчал, и сидел рядом, изучая её, знакомясь, иногда улыбаясь. А потом отправлялся стирать и разрушать миры - и приходил возбуждённым, вдохновлённым, ненасытным и как будто ожидающим. Она смотрела на разрушения и гибель миров и чувствовала в Тераэсе трепет, привкус этих разрушений, этих смертей, и училась ненавидеть его. Никогда прежде, за плен, за стены - не училась. Не было прежде в ней тьмы Шахматного. Лаинь впитывала восхищение, и восторг, и желание принести жертвы, и величину масштабов его замыслов, ощутимую сквозь излучаемые им мыслеобразы, и училась любить. Никогда прежде, за заботу, за поклонение, за готовность прийти на помощь - не училась. Не было в ней прежде чужого вдохновения, сделавшего её подарком. Не умела.
Парящие города Феоры были причудливо прекрасны с высоты птичьего полёта. Её ветра, бушующие прихотливо в преддверии конца мира, ещё не успели стереть парящие города. Воздушная лодка, нёсшая Парейна и Но-Фиа-ня, легко повинуясь волне тьеты, перестраивалась между потоками, паря в них, как птица. Далеко внизу струились реки, омывая своим полноводным течением свежие весенние луга, поили немногочисленные живописные леса, бурлили, притапливая берега, когда разгулявшиеся ветра трепали их, заставляя бежать волнами и бесноваться брызгами.
Парейну было необычайно спокойно и мирно. Волнение, которое прежде вызывали у него тьеты, больше не бередило его неугасающими ранами воспоминаний. Но-Фиа-ня утишила его тоску своим терпением, своей непохожестью на потерянную им в юности свою соплеменницу. В старике будто не было теперь ничего от того юноши, которым он был когда-то, и его интерес к прогулке по стране, которая так долго отталкивала и пугала его, был совсем другим, нежели когда-то похороненная жажда познания и впитывания новых мест, событий и нового волшебства. Парейн наслаждался видом парящих городов, таких непривычных и удивительных. Они были похожи на огромные округлые каменные глыбы, повисшие между небом и землёй, многоярусные, многоэтажные, с налепленными выступающими силуэтами влагосборников, с многочисленными свисающими хвостами выводящих труб. Тьеты жили в воздухе и там же строили свои дома.
– Вот Лируниая, город, который полюбился мне больше всех других и который я выбрала своим прежде, чем покинула Феору, - рассказала Но-Фиа-ня.
– Спустимся?
Архитектура Лируниаи совсем не подходила для того, чтобы перемещаться пешком, и Парейн наложил заклинание парения, чтобы перемещаться в пространстве на небольшой высоте над землёй, как делали жители города. Тьеты не заботились ни о дорогах, ни о мостовых, ни об отсутствии препятствий на земле, им не было до этого дела. В их городах не было таверн, которыми изобиловали все человеческие поселения, потому что культура поглощения пищи также была им чужда. Создания, вытканные магией мира, не нуждались в пище, хотя она могла служить источником
Когда Парейн смотрел на тьетов, поливающих сад или перемещавшихся между строениями, он удивлялся тому, что читал на их лицах.
– Фиа... Они совсем не обеспокоены. Почему их не волнует, что миру приходит конец?
Тьета замерла на мгновение, то ли обращаясь к общему сознанию, то ли задумавшись, как лучше объяснить представителю иной расы то, что кажется ей самой предельно понятным.
– Разрушение - это обновление, - сказала она наконец.
– Очень немногие переживают за деревья, когда с них опадают листья, понимаешь?
Старец покачал головой. Несмотря на его немалый, с точки зрения человека, жизненный опыт, он не понимал, как можно сравнивать апокалипсис с осенними переменами в природе. Для него было важно его собственное существование, существование его близких, его друзей, его дома, и, несмотря на все философские размышления о смысле бытия, окончание жизни не могло не быть в его глазах поводом для беспокойства у того, кто жизнь любит.
– Они думают, что выживут в апокалипсисе?
– спросил он, с сожалением глядя, как ураганный порыв ветра разметал о скалы воздушную лодку, что принесла их в Лируниаю.
Но-Фиа-ня покачала головой.
– Скорее всего, выживут очень немногие. Но в них останется память рода. И они снова будут растить из скал города и заставлять цветы улыбаться.
Парейн смолк.
К моменту их приезда в Феору Феос больше не существовал. Но Ветер не принимался за Циас, по какой-то причине медля, и лишь смерчи и землетрясения отголосками его деструктивной воли продолжали разрушать и шатать населённый мир. Старик задумался, как цветы могут улыбаться в пустоте небытия. Тьетов такие измышления, похоже, совсем не волновали.
– Я отведу тебя в библиотеку, - сказала Фиа.
Библиотеки тьетов состояли в основном из книг других народов и были наполнены их знаниями. Но их функция не ограничивалась тем, чтобы быть хранилищем томов, содержащих ту или иную информацию. Библиотеки были одним из мест, где тьеты собирались и говорили между собой. Подобные собрания были предназначены для того, чтобы поделиться информацией, не запечатлённой в их общей памяти. Иногда они говорили вслух, чаще - создавали телепатическую связь между всеми участниками встречи и обсуждали, что каждый из них узнал о мирах, его жителях, реальных или вымышленных событиях, а также оставляли сводку информации, которую считали важной, в общей памяти. Но-Фиа-Ня отправила сообщение о приглашении на встречу с ней и Парейном жителям Лируниаи, и вскоре воздушные фигурки тьетов потекли к залу собраний в библиотеке города. Не слишком многие заинтересовались тем, чтобы познакомиться с человеком и встретиться с давно покинувшей страну сестрой по расе, но всё же зал не был пустым. Он наполнился тонкими неторопливыми голосами тьетов, - из вежливости перед присутствовавшим среди них представителем чужой расы, они говорили вслух. Но-Фиа-Ня и Парейн рассказали им историю своих сражений с трещинами в ткани мироздания, а также поделились тем, что их путешествие в Феору было общим - одним на двоих - прощанием с крушащимся миром. Тьеты слушали их с интересом, расспрашивали, по-детски непосредственно и по-взрослому тактично, и беседа их была долгой и познавательной. В сумерках, когда участники собрания расходились по домам, на горизонте показались смерчи.