Солнце больше солнца
Шрифт:
Варвара, которую Маркел сейчас не трогал, занятый то с одной, то с другой её подругой, исходила страданием.
16
Горницу освещала висевшая над столом двадцатилинейная керосиновая лампа под плоским жестяным абажуром, выпущенный полностью фитиль горел ярко-жёлто. Илья Обреев, после бани надев светло-серую косоворотку, сидел в удовольствии хозяйского положения – широкогрудый, недурной лицом, он лучился отменным здоровьем. Справа от него сидела тельная
Напротив Обреева занимал место Маркел с Ленкой слева и с Варварой справа. Парень не из красавцев, малоподвижное с мясистым носом лицо, жёсткие волосы, слишком толстая в сравнении с торсом шея. Насупленным видом он старался скрыть, как ему нравится его теперешняя жизнь – к примеру, то, что на нём новая ситцевая, из хозяйских, сиреневая рубаха.
К этому времени баран и овца, которых оставил Москанин парням и Марии, были зарезаны, спроважены в дальний путь, одинокую овечку пока приберегали и потому сейчас ели варёную картошку со сливочным маслом, ржаной хлеб и разные соления. Санечка тронула пальцем стоявший перед Ильёй стаканчик, налитый до половины самогонкой:
– Не тяни – выпей! Или не хороша самогоночка? Я когда плохое приносила?
Илья, жуя картошку, откусил кусочек тугого солёного груздя, сказал:
– Я не пью, как пьяница.
– Конечно, нет, и я тоже не такая, – она выпила свои полстаканчика, и под её крепкими зубами захрустела квашеная капуста. Искоса глядя на Обреева затуманившимися глазами, Санечка произнесла: – Почему ночь невозможно короткая?
Он сказал с усмешкой:
– Станешь пьяная – я не буду с тобой.
– А чего?
– А то, что с отупелой неинтересно! Я уж тебе говорил!
Санечка в обиде воскликнула:
– А если меня горе ест? Не убили б моего любимого муженька, я бы… – оборвала она на высокой ноте, и Варвара со своего места ввернула:
– Не убили бы, которого не было, то ты б сюда не ходила?
– Ой ли! – прыснула Ленка, блеснув белыми зубами.
За Санечку вступилась Лизка:
– Она плохого никому не сказала, зачем её шпынять? – при этом толкнула плечом Илью, словно призывая вмешаться.
Он повернул к ней голову:
– Репка! – и причмокнул.
Она, млея глазами, улыбнулась ему, на круглых, с румянцем, щеках заметнее обозначились ямочки.
Маркел постарался напустить на себя высокомерие, проговорил:
– Глупый какой-то разговор.
Обреев с весёлым одобрением кивнул ему, произнёс, как тост:
– Пусть кто скажет умное!
Отозвалась неугомонная Варвара:
– Нынче день Мокей… – начала она, имея в виду, что сегодня двадцать четвёртого мая – день Святого Мокия.
– Если на Мокея утром туман, всё лето будет мокрое – дожди! – подхватила Лизка.
– Утром не было тумана! – заявила Ленка и звучно откусила от солёного огурца.
Варвара
– Давеча вы все побегли в баню на блядство и не видели, какое солнце заходило! О-ой, багровое! – она, зло волнуясь, царапнула ногтями клеёнку, произнесла торжествуя, словно желая всем несчастья: – Если солнце такое на Мокея, лето будет – пожар за пожаром!
– Это на завалинке старухам говорить, – с презрением произнёс Маркел, усилился придать себе важный вид и продолжил: – Пожары будут, каких ещё не бывало, но только когда наука откроет великие силы. Эти пожары будем мы насылать!
Ленка, жуя, спросила насмешливо:
– Ты и Илья, что ль?
Маркел доел картофелину, взял другую, нанёс на неё кончиком ножа шматок масла.
– Мы – это солдаты будущего! – хотел он произнести гордо, но вышло чересчур громко, беспокойно, будто он ждал, что его сейчас осмеют.
Илья опять весело кивнул, скользнул взглядом по лицам девушек, выражавшим умственное затруднение, и сообщил, как бы восхищённо приподнимая тёмные брови:
– Он о тех, с кем будет взлетать к небу на военном корабле и по низам всё сжигать!
– Не на корабле, а на плоту из брони! – опроверг Неделяев, проговорил мечтательно: – Пожары – от одной силы, плот – от другой. Мы будем на нём на вражьи дома опускаться и крошить их!
– В пыль всех врагов! – воскликнул Обреев, выказывая восторг.
Маркел почувствовал насмешку, его некрасивое лицо налилось тяжёлым озлоблением:
– А плохо тебе не будет, что ты не веришь? Повезло попасть на хорошую дорогу – да собьёшься!
– Говори, говори не свои слова, – обронил уже без смеха Обреев.
– А они неправильные – эти слова? – запальчиво вскинулся Маркел.
Илья стал есть торопливее и, словно весьма занятый едой, бросил мимолётом:
– Да нет, слова правильные.
Девушки молчали, запутавшись. Они сначала решили, что парни затеяли поморочить им головы, но горячность, с какой Маркел обвинял неизвестно в чём Илью, была явно неподдельной. При этом Илья, не медливший в стычке дать по мусалам кому надо, сейчас словно оробел перед пареньком Неделяевым. Тот, обнаглев, будто в некоем непонятном праве на это, наседал:
– Ага, соглашаешься! Хочешь видеть маяк?
– Я не отказываюсь.
– Веришь, что его увидишь?
– Может, да, а, может, нет, – сказал с набитым ртом Илья. – Не все такие счастливые, как ты.
Маркел засомневался, с насмешкой или нет произнесены последние слова? Он раздумывал, и тут Санечка, заскучав, повернула к Илье голову, отчего на белой жирной шее сделалась складочка, и произнесла:
– Не хватает радостного!
Налив себе в стаканчик самогонки на глоток, выпила, обсосала пупырчатый солёный огурчик, в томлении зажмурилась: