Солнце для мертвых глаз
Шрифт:
Он в смятении подумал о тех десяти тысячах, на которые рассчитывал. Зато есть возможность избавиться от этой горы железа, не видеть ее первым делом, когда просыпаешься по утрам, освободить сад и не утыкаться в ее багажник, когда выходишь через французское окно. Тедди возненавидел даже цвет машины, этот скучный пастельно-желтый…
– Значит, вы дадите мне за него тысячу?
– Как я понимаю, у вас с собой есть документы на машину, ТО и действующая страховка?
Он в жизни ни о чем из этого не слышал. Что за ТО?
А спрашивать не решился.
– Вот что я вам скажу: передайте мистер Грексу, чтобы тот заехал к нам сам, и тогда мы
Тедди ничего не сказал. Он пошел к «Эдселу».
– Передайте ему привет от Валли, – крикнул вслед менеджер.
Мистер Хэбгуд жил в одном из тех таунхаусов постройки шестидесятых годов, в которых по проекту не предусматривалось ни одного стенного шкафа. Он переехал в этот дом из викторианской виллы, оборудованной множеством мест хранения. Тедди оглядел спальни, снял мерки и сник, когда клиент сказал, что двери можно сделать из ДСП, ему не нужны никакие навороты и что не хочет сильно тратиться; однако он понимал, что нельзя просто так взять и отказаться от этой работы.
– Какая у вас классная машина, – сказал Хэбгуд, провожая его. – Вы, наверное, не бедствуете, хорошо зарабатываете для своего возраста. И пьете только сок, это точно.
Тедди был слишком зол, чтобы говорить. Он сказал себе, что если Хэбгуд считает его успешным, то, вероятнее всего, согласится заплатить больше, и решил удвоить первоначальную сумму.
По дороге домой Тедди заехал в торговый центр «Сделай сам» и купил готовую цементную смесь. Ему было странно использовать багажник «Эдсела» по назначению, класть что-то туда, куда в течение долгого срока было запрещено даже заглядывать.
Следующим встал вопрос о топливе. Заправляясь, Тедди смотрел, как машина пьет бензин. Уродливая решетка радиатора и задранная вверх корма делала ее похожей на какое-то животное, поэтому легко было представить, как она жадно заглатывает жидкость, которой она питается. Он не удивился бы, если б увидел, как из пасти высовывается желтый язык. Хорошо, что в сумочке были деньги. Однако Тедди испытывал почти физическую боль, глядя, как большая их часть исчезает в окошке заправочной станции.
Им владело то самое чувство безнадежности, которое наступает, когда мы планируем избавиться от какой-то обузы, надеемся, что она исчезнет, если будут предприняты определенные шаги, предвкушаем облегчение, которое наступит после ее исчезновения, и вдруг обнаруживаем, что ничего не изменилось и ситуация осталась прежней. И поделать ничего нельзя. Тщательно разработанный план провалился. То, что нас донимало – что бы то ни было: прыщи на лице, нашествие мух, сосед, включающий по ночам музыку на полную громкость, – все осталось на месте.
Вот так чувствовал себя Тедди. Он испытывал глубочайшее унижение, заводя «Эдсел» через ворота под навес. Его злость усугубляло воспоминание о том, как он заявил Найджу и Мегси, что продает машину. Однако машина никуда не делась, она там же, где стояла всегда. Тедди попытался найти для «Эдсела» новое место и стал маневрировать, сдавая назад и продвигаясь вперед, но в результате ему лишь удалось увеличить расстояние между окном и кормой машины с пары футов до пары ярдов.
Он так увлекся проблемами с «Эдселом» и деньгами, что с ним случилось нечто любопытное, даже ужасное. Когда
Потом Тедди собрался. Она, его женщина, та, что носит кольцо и видит себя в его зеркале, вернулась к нему. Однако он испытал самое настоящее облегчение, когда Франсин сказала, что не сможет прийти к нему вечером, не получается. Ее отец опять уехал, его не будет дома неделю, а мачеха – тут Франсин заколебалась, подбирая нужное слово, – впала в «нервное состояние», стала умолять ее никуда из дома не выходить и сопроводила свою просьбу дикими угрозами.
Все это было выше понимания Тедди. Он даже не делал попыток понять. Если Франсин хочет остаться дома с этой безумной бабой, его это вполне устраивает, ему только лучше, что сегодня вечером его не будут отвлекать. В нем тлела тревога, опасение, что кто-то еще может зайти в коттедж «Оркадия» и открыть дверь в погреб… Естественно, своими опасениями с Франсин Тедди не поделился, лишь сказал, что они увидятся завтра.
– И мы пойдем смотреть новую квартиру Холли, да? Давай сходим потом куда-нибудь с ней и с Кристофером? Можно пойти в кино. В клуб мне идти нельзя, потому что Джулия поднимет шум, хотя она и так его поднимет, но если я приду домой поздно, она сойдет с ума.
Ради того, чтобы сохранить мир и сделать ей приятное, Тедди согласился. Будь его воля, он провел бы это время с ней дома или, если бы Франсин все же захотелось куда-нибудь пойти, повел бы ее в Музей Виктории и Альберта.
– Ты такой милый, – сказала Франсин. – Ты так заботишься обо мне.
– До завтра, – сказал он.
Забавно, но если Тедди не видел ее, она для него практически не существовала. Спящая, созерцаемая с восхищением, Франсин была более реальной, чем этот бестелесный, далекий голос. Внезапно его охватили злость и возмущение, он сам не знал почему – наверное, из-за перспективы общаться с Холли и Кристофером. Тедди опять забеспокоился, что кто-то может зайти в дом. Но кто? Некому, ведь Гарриет жила одна. Мала вероятность и того, что придет уборщица, судя по грязи в погребе, та никогда не появлялась в доме.
И все же чем скорее он вернется туда, тем лучше. Тедди снова вывел со двора «Эдсел». Когда он добрался до Оркадия-плейс, уже стемнело, на Лондон опустился влажный, сумрачный вечер. На фоне пробивающегося сквозь слабый туман химического света Гров-Энд-роуд горевшие фонари напоминали янтарные бусины. Небо было красно-фиолетовым, уродливого цвета. На этот раз Тедди увидели, когда он подъехал к гаражу. Его появление не вызвало никаких подозрений. Женщина с двумя пушистыми собаками на поводках улыбнулась ему или улыбнулась, глядя на машину, которую она, вероятно, узнала. Возможно, решила, что он автомеханик и пригнал машину после сервисного обслуживания.
Сейчас Тедди был вооружен ключом и смог войти в дом через заднюю дверь. Придерживая сумку с инструментами, он остановился посреди кухни и прислушался. Почему-то он решил, что, если кто-то есть в доме или побывал уже в нем и ушел, то он обязательно поймет это, почувствует. Однако вокруг была пустота и тишина. Ничто не нарушало покоя, даже воздух оставался недвижим. Тедди открыл дверь в погреб и посмотрел вниз, хотя свет не включал. В полумраке он увидел серебристый блеск пластика, бледную ткань одеяла и нечто менее успокаивающее: ногу Гарриет, которая высовывалась из-под одеяла.