Солнце и луна
Шрифт:
– Простите мою смелость, миледи… ваш муж, сэр Хью… он знает? – ворчливо спросила горничная.
– Знает.
Это был правдивый ответ, но дался он Филиппе не без труда.
Затягивая на ней шнуровку сорочки (отчего груди приподнялись еще выше), Эдме неодобрительно фыркнула.
– Вот уж никогда не понимала людей высокородных! Разве не сказано, что прелюбодеяние – смертный грех? Неужто вы не боитесь адского пламени?
– Ну… как тебе сказать…
Филиппа взглянула на стену, за которой находилась спальня Олдоса. Свободных смежных комнат не оказалось, и Клер не выразила никакого желания переселять своих гостей
Он так утомил Клер своими жалобами, что она позволила ему лично подыскать две соседние комнаты в этом лабиринте с небольшой город. Дело кончилось тем, что Олдос заново обставил две унылые комнатушки в дальнем конце старого крыла. Даже эта мера не остудила его манию преследования: он избегал встречаться с Филиппой наедине, будучи уверен, что Эдме непременно разнесет сплетни о них по всему замку. За неделю он лишь однажды украдкой ее поцеловал (слава Богу!), а общался с помощью записочек, передаваемых через сестру, для которой это было поводом для веселья.
Надо сказать, все эти предосторожности никого не одурачили. Мало того, что Олдос привез с собой чужую жену и поселил ее в соседней комнате, он еще и шептал ей что-то на ушко за обедом, как бы невзначай поглаживая ее руку, а порой застывал в трансе, вперив в нее полный обожания взгляд влюбленного подростка. Похоже, он совершенно потерял голову – без всякой выгоды для Филиппы. Сколько она ни пыталась разговорить его, секрет так и оставался при нем.
Орландо тоже не откровенничал насчет своей загадочной деятельности в подвале замка, где проводил с Истажио весь день вплоть до ужина, а порой и целые сутки. Хотя они с Филиппой сблизились на почве метафизики, он так упорно уклонялся от вопросов, словно поклялся хранить тайну. Расспросы других гостей тоже ни к чему не привели: те не только ничего не знали о занятиях Орландо, но и не интересовались ничем, кроме своих запутанных любовных связей.
– Я даже рада, что мне пришлось служить в этом безбожном Пуатье, не то я бы просто не вынесла того, что сейчас творится в Холторпе! – сказала Эдме. – Моя бедная матушка, должно быть, переворачивается в гробу! Слава Богу, она не видела того, что повидала я. Я такого могла бы порассказать, к примеру, о леди Маргерит…
Ну да, сластолюбивая Маргерит де Роше, с ее кошачьими глазами и гривой рыжих волос. Говорили, что она замужем, но Филиппе не случалось встречать столь чувственного и агрессивного создания. Обольщать было для нее так же естественно, как дышать.
– И этот список! – Эдме возвела глаза к небу.
По прибытии в Холторп Маргерит первым делом составила список мужчин, которых намеревалась залучить к себе в постель. Среди них были не только почти все гости, но и рыцари короля Людовика, размещенные в казармах бок о бок с людьми лорда Бертрана. Это были люди простые, наемные ландскнехты, в свободное от службы время предпочитавшие
– Неужто святой отец тоже в ее списке? – Эдме имела в виду теперешнего капеллана замковой часовни, преподобного Николаса. Этот тихий лысеющий священнослужитель прежде находился при дворе короля Людовика, известного своей религиозностью, а потому очень страдал от царивших в Холторпе безбожных нравов.
– Да, но он отказал ей в утехах. – Филиппа улыбнулась. – Кроме него, твердость проявили лишь Тристан де Вер и Рауль д'Аржентан.
Первый из этих двоих, трубадур леди Клер, предпочитал мужской пол, второй на потеху гостям был без ума от своей молодой жены, красивой и взбалмошной леди Изабеллы.
– Хорошенькое поведение для знатной леди! Вы все испорчены до мозга костей! – провозгласила Эдме, берясь за щетку для волос. – Нет уж, это не по мне!
«И не по мне», – подумала Филиппа.
Ее представление о куртуазной любви сильно изменилось за время, проведенное в стенах замка Холторп. Вся эта путаница низменных связей была порочнее, чем продажная любовь Саутуорка. Неужто Хью прав и она, в самом деле, ничего не понимает в жизни? Выходит, взаимоотношения полов основаны на чистой физиологии?
Интуитивно Филиппа догадывалась, что не все так просто. То, что случилось между ней и Хью, затронуло не только тело ее, но и душу. Воспоминания о той ночи были для нее священны. Держа друг друга в объятиях, они ненадолго перестали быть каждый сам по себе и познали нечто более возвышенное, чем обыкновенное плотское слияние.
Это приводило в восторг. Это пугало.
Весь первый день в Холторпе Филиппа ждала, что Хью появится под каким-нибудь благовидным предлогом и увезет ее или хотя бы останется рядом. Его присутствие стало бы причиной того, что она и дальше избегала бы встреч с Олдосом.
Близость с Хью была восхитительна, совокупление с Олдосом могло вызвать лишь отвращение. Филиппа искренне верила, что сумеет пройти через это, но после того как Хью раскрыл ей тайны физического наслаждения, она с ужасом ждала момента, когда ей, словно лондонской потаскухе, придется раздвинуть ноги для случайного мужчины.
Тогда-то ей и пришло на ум отговориться женским недомоганием, однако неделя кончилась, а с ней изжила себя и отговорка. Все эти семь дней Филиппа молилась, чтобы Хью ворвался в ворота замка на своем горячем коне и избавил ее от необходимости ложиться в постель с ненавистным мужчиной.
Но он так и не появился. Горечь сменялась в Филиппе гневом, гнев – отчаянием, но что бы она ни думала о Хью, стоило закрыть глаза, как он являлся перед ней с затуманенным взглядом зеленых глаз и светлыми волосами, разбросанными по подушке, и тогда она ощущала только лишь воспламеняющую ее тело потребность оказаться в его объятиях…
В дверь постучали, и хорошо поставленный женский голос спросил:
– Леди Филиппа! Вы у себя? Это Клер.
– Хотите, я скажу, что вы уже уснули? – прошептала Эдме, хорошо знавшая нелюбовь Филиппы к хозяйке дома (надо сказать, обоюдную).
Стук повторился.
– Леди Филиппа! У меня для вас записка, – сообщила Клер и добавила насмешливо: – Известный вам джентльмен пожелал, чтобы она была доставлена незамедлительно.
Филиппа подавила стон. Еще одна любовная записочка!
– Входите!