Солнце и сталь
Шрифт:
В тени огромных колонн, среди кустов и деревьев, Пустошь не казалась уже такой зловещей, не была земной преисподней. Конрад сжевал последние ломти вяленой козлятины, которые были в его мешке. Пора опять позаботиться о пропитании. К оазису неминуемо придут козы или иные копытные.
Конрад спутал ноги своего скакуна, лег в тень и уснул. К вечеру он проснулся полным сил, только лишь очень голодным. Он никогда не был умелым охотником, в отличие от многих своих товарищей, которые целыми днями могли гонять зверя по лесам и полям. Пустошь кишела дичью, но дичь эта была столь
Конрад пожалел, что не угнал еще одного козлорогого, того можно было бы зарезать и съесть, но возиться с непокорным животным было бы смертельно опасно.
Полночи Даннаец провел в бесплодных попытках поразить камнем газелей, которые объедали листья. Но после нескольких неудачных попыток Конрад распугал робких животных, и они перестали подходить близко. Муки голода становились все сильнее.
Не хватало только околеть с голоду!
– зло думал Даннаец.
Конрад решил набрать еще воды. Была ночь одной Луны, но небо оставалось столь ясным, а чужие звезды Пустоши светили столь ярко, что видимость была немногим хуже, чем пасмурным днем.
Конрад сбросил мех в колодец, и потянул его на себя. Что-то держало мех. Конрад выбранился. Не хватало только лишиться своего меха для животворящей влаги. В Пустоши он и дня не протянет без него. За что же мог зацепиться мех там, внизу, ведь днем он беспрепятственно его вытащил?
Конрад осторожно потянул веревку еще раз. Теперь мех как будто поддался. Конрад приложил чуть больше усилий. Осторожно вытянув бурдюк наверх, он разразился площадной бранью. Мех был не то разорван, не и вовсе прокушен.
– Проклятье! Проклятье! Проклятье! Будьте вы все прокляты до седьмого колена!
– накликав гнев богов на неведомых тварей из колодца, Конрад пошел прочь, думая о том, как починить драгоценный сосуд. Мысли его были заняты только этим, но какое-то чутье предупредило васканца о новой опасности. Он резко повернулся, привычным движением вытаскивая меч.
Волосы на затылке его зашевелились.
Из черной дыры колодца под свет звезд выбиралась какая-то мерзкая тварь, в которой сочетались черты человека, рыбы и жабы. Конрад лишь мгновение оторопело смотрел на выпученные глаза без век, широкий рот, полный мелких острых зубов, перепончатые руки и подобие плавника на спине существа. В следующий миг он прыгнул вперед и ударил, раскраивая череп невозможной твари. Существо умерло молча, быть может, оно вовсе не умело издавать никаких звуков, и повалилось обратно в глубину колодца.
Да что же это такое!?!?! Неужели теперь он обречен пить воду, смешанную с кровью и трупным ядом этой твари?!?!? Отчаяние и гнев боролись в могучей груди Даннайца. Теперь он понял все. И необитаемый оазис, и кости, разбросанные вокруг колодца, и странная архитектура руин - все имело под собой одну причину.
Он в своих странствиях забрел так далеко на Восток, что оказался в той части Пустоши, что возникла, когда дно Океана поднялось вверх, образовав новую сушу.
Глубоководные возвели этот храм под водой, потому он так странно выглядит.
Одно чудовище, а быть может и несколько,
По легендам Глубоководные живут веками и тысячелетиями. Быть может он убил тварь, которая помнила Крах Эребии?
Жуткая древность, о которой во внешнем мире знали только по легендам и страшным сказкам, в Пустоши жила, была повседневной реальностью. Кого ему еще предстоит встретить?!
Конрад перевязал бурдюк ниже разрыва. У него все еще было около галлона воды. Хватит продержаться до следующего источника.
Конрад распутал ноги козлорога и помчался в ночь, подальше от проклятого храма.
Он не знал, и не хотел бы знать, что там, в сырой и прохладной глубине под руинами, рыбоглазые существа, что были одновременно и детьми, и женами, и обычным повседневным обедом своего древнего как мир, могучего патриарха, сейчас оплакивали смерть главы семьи в лишенных слов протяжных песнях, жутких, но завораживающих.
Оплакивая павшего, они вкушали его плоть. Они съели его не от голода. В туннелях еще жили обреченные на смерть волосатые существа, которых патриарх когда-то принес с поверхности, такие же двуногие и двурукие, как Дети Дагона, но краткоживущие и слабые.
Они съели его, отдавая дань почтения своему вожаку.
А потом единственный уцелевший мужчина клана, которого несколько десятилетий назад мать спрятала от гнева патриарха в самом дальнем, самом темном, еще хранившем божественную соленую воду Океана, туннеле, по очереди возлег с каждой из плакальщиц. Он был силен и полон энергии. Его семя освежит застоявшуюся кровь племени.
Но Конрад де Фер, который сам того не зная, изменил до неузнаваемости жизнь племени, был уже далеко.
Через два дня, когда у него от голода уже начало кружиться в голове, Конрад все-таки сумел убить похожее на тощую свинью существо. Он устроил себе форменный пир, а останки мяса завялил на камнях.
Цветочный Король.
С каждым днем Конрад все больше сживался с Пустошью. Он начал видеть ее зловещую красоту. В Пустоши все было не тем, чем казалось, все плыло и менялось, иногда прямо на глазах. В раскаленном, плывущем воздухе возникали и исчезали странные силуэты. Ночью в небе и среди скал полыхали огни. Конрад слушал песни Пустоши. Пустошь была живой. И разумной. Это был разум, не имевший ничего общего с человеческим, но это был разум. Разум текущих со скоростью ветра песков, разум камней, разум раскалывающих скалы деревьев.
Пустошь иногда напоминала обычную засушливую степь, похожую на северные провинции Аль-Имад, а иногда - пейзажи, что мы видим только во сне.
Наверное, когда-то, в прошлых жизнях я был сыном Пустоши - думал Конрад.
Слишком уж легко я привык к ней.
Он все еще избегал встречных иаджудж, прятался и от больших караванов и от маленьких групп пустынников.
Он видел все больше племен, и все меньше их понимал. Чем дальше на юг, тем меньше сходства с людьми. Что же будет там, у руин старой Эребии, там, где Нэток умер и восстал?