Солнце и тень

Келзер Кеннет

ПОРЕЗЫ НА РУКАХ

20 апреля 1981 года

Я сижу за столом в обеденном зале колледжа св. Иосифа в Маунтин-Вью. В помещении полно семинаристов и преподавателей — все, как обычно, сидят на своих местах. Обед подходит к концу. Опускаю глаза и вижу, что к передней кромке стола пристали какие-то серые волокнистые клочья. Хватаю их правой рукой и стараюсь оторвать. Чувствую небольшое сопротивление, после чего волокна оказываются у меня в руках. Замечаю, что от соприкосновения с волокнистым материалом кончики моих пальцев покрылись множеством тонких порезов. (Чувствую, что вот-вот проснусь, и внушаю себе, что увижу во сне свои ладони и обрету осознаваемость. Снова погружаюсь в сон, и сновидение продолжается.) Вижу, что из порезов обильно течет кровь. Пытаюсь скрыть кровотечение от товарищей-семинаристов, которые выходят из столовой, потому что обед уже закончился. Стираю кровь бумажной салфеткой и собираюсь сразу пойти к врачу, чтобы мне перевязали руку. Просыпаюсь со странным чувством.

Этот

сон я истолковал довольно легко. Мои руки, главный символ сновидения, были служебным сигналом, который я с самого начала использовал, чтобы вызывать осознаваемость. Нет ничего странного в том, — подумал я, — что мои руки появляются во всех сновидениях в самом разном контексте. Тогда я задал себе вопрос: «Каким же образом я поранил себя в своем эксперименте с осознаваемыми сновидениями?» Ответ пришел, когда я стал размышлять над увиденными во сне волокнистыми клочьями. Они напомнили мне комочки тонкой стальной стружки, которой я, бывало, пользовался, когда подрабатывал уборкой, — несколько лет назад, прежде всего, чтобы свести концы с концами, я уделял часть времени этому занятию, приносившему мне стабильный доход. Иногда мне и вправду случалось порезать кончики пальцев комочками стальной стружки, которую я использовал, чтобы отскребать грязь с пола. Клочковатый, волокнистый материал из сна напомнил мне о борьбе за выживание — следствии тогдашних материальных затруднений. В связи с этим сон подсказал мне, что в последние несколько недель я стал уделять слишком много внимания и энергии материальным заботам. В частности, поскольку наступил апрель, я был занят расчетами подоходного налога и тратил массу энергии на то, чтобы найти способ его снизить. Еще я искал возможность создать себе «налоговое укрытие» на следующий год. Сон подсказал мне, что эти текущие заботы о выживании «ранили» меня, то есть причиняли мне вред, чрезмерно поглощая мою энергию и таким образом уменьшая мою способность осознавать себя.

Этот сон и то, как я его истолковал, подтвердил открытия Скотта Спэрроу и Патриции Гарфилд, утверждающих, что для регулярных осознаваемых сновидений необходимо сохранять высокий уровень энергии. Если у сновидца случается период стресса или усталости, или он слишком поглощен внешней деятельностью, качество и количество его осознаваемых сновидений скорее всего пойдет на убыль. Оглядываясь на весь период своего эксперимента, я нахожу, что это действительно так.

Два дня спустя мне приснился еще один сон, в котором тоже фигурировали человеческие руки. В нем наличие у меня внутреннего сопротивления и его природа изображались еще более наглядно.

АМПУТАЦИЯ

22 апреля 1981 года

Я в большом тюремном дворе — похоже, это тюрьма строгого режима, наподобие Сан-Квентин. Меня окружают высокие толстые стены, на которых через определенные промежутки располагаются вооруженные охранники и наблюдательные вышки. Я — заключенный. В сопровождении охранника иду вместе с другим заключенным вдоль барака. Барак представляет собой ряд тесных клеток, решетки которых выходят во двор. В каждой камере по несколько человек, и я мучительно осознаю стесненные, нечеловеческие условия, в которых они находятся. Когда мы проходим мимо одной из камер, кто-то из ее обитателей окликает идущего рядом со мной заключенного. Приглядевшись, вижу, что это здоровенный латиноамериканец, его огромные ручищи покрыты грубыми наколками и шрамами. Это явно закоренелый преступник-рецидивист. Он говорит моему спутнику: «Вижу, ты человек женатый», — и указывает на обручальное кольцо на его левой руке. Потом добавляет: «Дай-ка мне свой безымянный палец». Мой спутник безропотно повинуется и сквозь прутья решетки протягивает левую руку в камеру. Громила латинос лезет в карман и достает маленький перочинный нож. Медленно и осторожно он открывает лезвие, хватает свободной рукой безымянный палец бедняги и начинает медленно и методично отрезать его у самой костяшки. Жертва внимательно, молча, и безучастно наблюдает за процессом ампутации. Я потрясен холодной, расчетливой жестокостью латиноамериканца.

Операция закончена. Жертва вытаскивает руку наружу и внезапно начинает громко рыдать и стенать. Просыпаюсь, подавленный увиденной сценой.

Этот сон стал для меня потрясением. В его сюжете я оказался полностью ограничен стенами тюрьмы строгого режима. Сон сообщил мне, что мое сознание, нацеленное на выживание или безопасность, гораздо сильнее, чем я предполагал, подразумевая, что мне придется разрешить эту проблему, если я хочу достичь прогресса в осознаваемых сновидениях. Одной из причин моего сопротивления эксперименту было то, что я придавал слишком большое значение собственной безопасности, а главный символ безопасности и надежности видел в деньгах. Я понял, что именно это было самым пагубным моим заблуждением, причем уже давно.

Сон напомнил мне, что у каждого из нас есть свой главный символ надежности. Не подразумевал ли этот сон, что перед каждым, кто надеется стать осознаваемо сновидящим, может встать задача: разобраться со своими символами надежности, какими бы они ни были, опознать их и в процессе развития ясности заняться их преодолением? У всех людей такие символы неизбежно будут разными. Одни ради надежности вступают в брак, другие ищут их в религиозных культах или интеллектуальных теориях. Некоторые видят символы надежности в престиже, славе, карьере, тесных семейных узах, в большом доме, большом автомобиле — в любой из этих вещей или во всех сразу. В тот период два последних сна принесли мне весть: чрезмерная озабоченность денежными проблемами стала главной преградой в моем эксперименте с осознаваемыми сновидениями и вообще преградой для моего

развития как личности. И если я решу полностью покориться Свету, то мне когда-то придется с этой озабоченностью распрощаться. Сама мысль о том, что нужно отказаться от этой части собственной личности, казалась мне странной, глупой, нелепой, а главное, пугающей. Мысль об отсутствии озабоченности денежными проблемами выглядела совершенно чуждой моему образу жизни. Я всегда был «невольником денег» — то была старая привычка, которую я много лет назад, еще в детстве, усвоил от родителей и позже, уже взрослым, бесчисленное множество раз закреплял в памяти. Хорошо помню многочисленные неловкие и напряженные ситуации, которые я пережил, подрастая в большой рабочей семье, где денег всегда не хватало, и где большинство решений, важных и не очень, принималось исходя из стремления купить по дешевке или выгадать лишний грош. Таковы были старые ценности и воспоминания, прочно укоренившиеся в прошлом моей души, и теперь мне стало ясно: если я хочу, чтобы эксперимент с осознаваемыми сновидениями успешно развивался, этот застарелый пласт моего сознания придется убрать.

В этом сне громила-латиноамериканец был той теневой частью моей личности, которая называется «выживанием». У него не было ни чувств, ни малейшей связи с женской стороной собственной природы, и он проявлял открытую враждебность к узнику, обладавшему такой связью с женственным, символом которого выступало обручальное кольцо. Моя недавно возникшая тяга к осознаваемым сновидениям и той интуитивной осознаваемости, которую они развивают, дала мне возможность установить более тесную связь со своей «женской стороной». В то время я ощущал эту внутреннюю связь сильнее, чем когда-либо раньше. Но ей все еще угрожала опасность подвергнуться «ампутации», быть жестоко обрубленной бесполезными тревогами о надежности, выживании и деньгах.

Другой стороной моей личности была жертва — узник, потерявший безымянный палец. Он подсказал мне, что я слишком пассивен и что мое озабоченное выживанием сознание приносит меня в жертву. Это подразумевало, что в период, когда доходы возрастают, необходимо полнее мобилизовать свою агрессивную, мужскую сторону. Вместе с усилением тяги к внутренней женственности (осознаваемость и интуиция) необходимо в той же мере увеличить силу своей мужской стороны. Живущий во мне мужчина должен быстрее и активнее реагировать, чтобы защитить все мое существо, а не оставаться пассивным соучастником «ампутации», чтобы потом, когда ущерб уже нанесен, заливаться горькими слезами. Поскольку ситуация с подоходным налогом предоставляла мне конкретную область, для работы с этими моментами, я, опираясь на эти сны, сделал вывод, что именно мне нужно делать. На одном уровне, уровне поведения и действия, мне необходимо было найти профессионального консультанта по налогам, чтобы женская часть моей натуры чувствовала заботу, защиту и могла успокоиться. Я понял, что получив такую поддержку извне, смогу вернуться к творческому развитию и культивированию осознаваемого сновидения. Вскоре после этого я проконсультировался с двумя специалистами в области сокрытия налогов, которые дали мне массу ценной, полезной информации. Если же говорить о других уровнях, этот сон предоставил мне дополнительную пищу для постоянных размышлений.

Все те годы, что я работал со сновидениями, меня часто поражала сила творческого стимула, который могут породить столь нелепые, мучительные или ошеломляющие сны, как «Ампутация». В процессе осознаваемого подхода ко всем этим материалам — положительным и отрицательным, относящимся к солнцу или тени — я понял, что следую упорной тяге к собственной целостности, к чему стремился с самого начала. После более глубоких размышлений я также понял, что учусь глубже доверять собственной темной стороне, и не потому, что она предпочтительна или приятна, а лишь потому, что она реальна, подлинна и всегда со мной. Вера основана на том, чтобы видеть космос не таким, как мы предпочитаем его видеть, а таким, каким сотворил его Бог, и человеческую душу тоже видеть сотворенной из этого же космоса. В такие мгновения «глубокого видения» мы можем уловить проблеск космического уровня, столь беспредельного и загадочного, что еще ни один человеческий разум не сумел к нему подступиться. Тьма существует для того, чтобы мог сиять свет. Не будь темноты, мы не смогли бы его воспринимать. Благодаря этому сну я в очередной раз принял решение посмотреть в глаза проявлениям собственной внутренней тьмы — жестокости, нечуткости и даже дикости. Ко мне пришло спонтанное понимание смысла солнца и тени. Мы обретаем целостность, когда больше не боимся окунуться в глубины собственной дикости, равно как воспарить к высотам собственной ослепительной красоты. И в каком бы из этих направлений мы ни путешествовали, поднимаясь вверх или спускаясь вниз, главным нашим врагом всегда остается страх.

Почему-то я уже знал или, по крайней мере, ощущал: еще одна проблема, скрывающаяся за сновидениями «Порезы на руках» и «Ампутация» — это страх. На данной стадии эксперимента абсолютная красота и ослепительная благодать моих осознаваемых снов стали настолько страшить меня, что мой сознательный ум начал неистово метаться, стараясь скрыться от всего этого. А может ли быть более надежное укрытие, чем старые невротические шаблоны и бесплодные умственные экзерсисы, которые я еще не сумел до конца преобразовать? Все три предыдущих месяца, продолжая истово предаваться банальным финансовым проблемам, я постоянно слышал внутри другой слабый голос, что-то упорно нашептывавший мне. Он звучал тихо, но настойчиво, как голосок ребенка, погребенного под развалинами чудовищного землетрясения, ребенка, который еще жив, еще способен привлечь внимание своим жалобным криком, еще надеется, что его вызволят и извлекут на свет Божий. И этот тихий, едва слышный голос повторял: «Ты бежишь. Ты спасаешься бегством и сам знаешь это. От чего же ты убегаешь?»