Солнце Сантьерры
Шрифт:
Я была поражена жестокостью Петера Йенсена. Он не пожалел родную дочь, изгнав ее и лишив собственного внука матери. Мир, в который я попала, открылся мне еще с одной стороны.
На следующий день близнецы отправились в школу, а Марк и Рита с утра помогали мне в огороде. Синяк у Марка стал фиолетовым. Эмма дала мне заживляющую мазь, в которой, как она сказала, были корни какого-то местного растения. Щенок Барри путался под ногами. Он быстро освоился в доме и знал своих.
Я решила наконец разобрать сарай, где
Там была сложена старая детская одежда, сломанные игрушки, несколько старых книг, видимо, привезенных с Земли, принадлежности для шитья, еще какие-то мелочи.
— Мама, смотри! — Марк протянул мне альбом, который выпал из одной коробки.
Я раскрыла альбом на первой странице. Детские рисунки. Солнце в небе. Разноцветные фигурки людей. Деревья с кривыми фиолетовыми стволами. Примерно с половины альбома все последующие страницы были заштрихованы ломаными черными линиями, скрещивающимися и расходящимися в разные стороны.
— Что за хрень! — сказала Рита, заглянув мне через плечо.
Я выразительно на нее посмотрела.
Спохватившись, она пробормотала:
— В смысле, непонятно, зачем так бумагу портить было…
Днем заехал Коннор Хоган, он привез близнецов из школы.
— Мне надо проверить охранные визоры по периметру вдоль вашего участка, — пояснил он.
Барри заливисто залаял, увидев Энни. Она явно была его любимицей.
Хоган посмотрел на Марка:
— Болит? — спросил он.
— Нет, — пожал плечами Марк.
— Кэтрин, я хотел сказать, что сожалею о происшедшем. Я провел беседу с Джимом Сеттоном и Роналдом Смитом. Завтра вы можете возвращаться в школу. Они больше вас не тронут.
— Но миссис Йенсен сказала…— начала я.
— Ваши дети завтра могут приступить к учебе, — повторил Коннор Хоган и отправился обходить пери метр.
— Вроде ничего мужик, жаль, что у него жена странная, — сказала Рита.
Глава 19
Прошел еще месяц. Наступили летние каникулы, но дети были заняты половину дня. Рита устроилась ученицей к единственному в поселении парикмахеру пожилой миссис Клеменс. Она стригла как мужчин, так и женщин. Рита фыркала, что она всех стрижет одинаково. Девушка уговорила миссис Клеменс дать ей шанс попробовать самой поэкспериментировать. Первой клиенткой Риты стала Эмма Бек. Рита красиво постригла соседку и немного подкрасила ей волосы в светлый оттенок. Казалось, Эмма после этого помолодела лет на десять. После этого Рите понемногу стали доверять и других клиентов, пока в основном мужчин.
Недавно Рита сказала мне, что не хочет больше ходить в школу. Она считала себя достаточно взрослой. Она заявила прямо об этом Хеме Халиди во время ее очередного визита. К моему удивлению, Хема сказала:
— Что ж, если ты не хочешь больше учиться, то можешь начинать работать. На Сантьерре всегда нужны люди.
Марк, Энни и Энтони, как и все здешние школьники,
У нас в огороде на грядках алела клубника, здесь она была на удивление вкусной и сочной.
По вечерам Марк и Энтони ходили играть на школьный стадион в эйтбол.
Сегодня вечером я заметила, что щеки Энтони покраснели. Я притронулась рукой к его лбу и почувствовала сильный жар. Обеспокоенная, я связалась с помощью браслета с доктором Дугласом Стюартом. Он сказал, что сейчас делает операцию, подъедет позднее.
К вечеру Энтони пылал от лихорадки, температура была сорок градусов. Иногда он приходил в себя, приоткрывал глаза и что-то невнятно шептал.
Я была в отчаянии. Сыну угрожала опасность, а я ничем не могла ему помочь.
Остальным детям я запретила приближаться к Энтони, опасаясь инфекции.
Вечером приехал Дуглас Стюарт. В руках у него было устройство, похожее на небольшой ящик.
— Переносная лаборатория, — пояснил он.
Стюарт осмотрел Энтони и взял экспресс-анализ крови.
Капнув алую капельку в отверстие на портативном планшете переносной лаборатории, он утирал салфетками потный лоб.
Через несколько минут портативный планшет запищал, а Дуглас стал вглядываться в экран планшета.
— Инфекций, к счастью нет. Вот антибиотики, еще я сделал укол. Завтра я еще зайду. Я читал в документации, которая осталась от моих предшественников, что это похоже, судя по анализу крови, на местную лихорадку. От нее нет лекарства, пока надо просто пить много жидкости, сбивать температуру и наблюдать за ребенком.
Всю ночь Энтони метался, и я не отходила от его постели. Иногда он бессвязно что-то бормотал, потом снова проваливался в беспамятство.
— Я их вижу. Их много…
— Кого ты видишь, милый? — спросила я, прикладывая руку к пылающему лбу сына.
— Светлячков. Мама, их много, — и он опять закрыл глаза.
Энни всхлипывала в своей комнате.
Рита принесла мне ужин, но я выпила только чай, есть совсем не хотелось.
Жаропонижающее совсем не действовало, Энтони пылал.
Утром в отчаянии я вызвала по браслету связи Эмму Бек.
Через десять минут она, кутаясь в теплый халат, пришла к нам.
Я рассказала, что Энтони заболел.
Эмма кивнула.
— Доктор был, и сказал, что это местная лихорадка.
Эмма кивнула.
— Никто не знает, что это за лихорадка. Заболевают обычно дети и подростки, у меня тоже два сына ей переболели, — сказала она.
— А что бывает с заболевшими? — тревожно спросила я, вкладываясь в лицо Эммы.
— Чаще всего дети поправляются, потом какое-то время жалуются на слабость и головные боли. Иногда умирают. Так умер сынок у Коннора и Терезы Хоганов. Эти-то дети у них приемные
У меня сжалось сердце.
— Что мне делать, Эмма? — спросила я, хватаясь за руки женщины.