Солнце светит прямо в крыши
Шрифт:
Вскоре на солнцепёке стало невыносимо, и мы спрятались в тени соседнего дворика, на трибуне спортивной площадки. Кто-то принёс ракетки, и начался бадминтон. Лучше всех играл Игорь: он нещадно гасил волан. Обыграв Админа, Игорь позвал меня, но я отказалась:
–Я так не умею.
–А как умеешь? – спросил Игорь.
–Когда просто перебрасываешься.
–Это не бадминтон! – хохотнул Игорь. – А так, бабушкино развлечение!
Ребята всё играли, а я поднялась на трибуну и, засунув в одно ухо наушник с «Анчаром», набрала номер Трэма. Абонент недоступен, попробуйте перезвонить позже.
Я прислушивалась к гитарному перебору и смотрела, как над крышами домов золотилась звезда университета, а внизу, на площадке, бесшумно двигались ребята: аккорд – взмах ракетки – каданс – игроки меняются – соло барабанщика – Игорь снова гасит волан – разноцветье звуков, зной, синий взгляд под тёмными вихрами, и Москва, Москва…
–Будешь там учиться?
Я вынула наушник. Рядом сидел Кирилл, «белая ворона» с короткой стрижкой и в светлой одежде. Он один был без прозвища, он один и на сайте зарегистрировался под своим именем. Он был приятной наружности, невысокий, с волнистыми русыми волосами, и девушки с интересом посматривали на него, но Кирилл то ли не замечал этого, то ли был слишком стеснителен, а может, и вовсе привык. Он держался несколько обособленно и всё больше молчал, и потому мне польстило, что он первый заговорил со мной.
–Да. А ты откуда знаешь? – удивилась я.
–Видел тебя на олимпиаде весной, – сказал Кирилл. – Ты была в этой же футболке, – он кивнул на мою любимую футболку с группой «Реквием», из которой я почти не вылезала.
–Надо же… А ты на каком факультете?
–Я не поступил. Хотел на психологический, но сочинение завалил.
–И что будешь делать?
–Нашёл академию, рядом с домом, – он улыбнулся, улыбнулся незаметно: его лицо не изменилось, но как будто немного смягчилось, и под светлыми глазами появились едва уловимые складки.
Кирилл умолк. Он сидел вполоборота и смотрел неотрывно куда-то вдаль, дальше площадки, дальше крыш, на лазурное небо, где над городом сияла звезда. Смотрел, будто чего-то искал или ждал. И годы спустя помню эту картину, помню до единой подробности; теперь она кажется мне пророческой, но тогда смысл её был от меня сокрыт. Беда наша, горе наше, что мы не придаём значения событиям, которые наполняют нашу жизнь и незримо её меняют, но как сильно жалеем впоследствии, что оставались слепы к мелочам! Как переосмысляем мы то, что казалось когда-то ничтожным! Кирилл смотрел на сияние золотой звезды – не поступил, подумала я, ничего страшного, бывает, – а он всё смотрел и смотрел…
Я вдела наушник. Тягучая музыка обволакивала сознание, и зыбким, сказочным сделалось всё вокруг. Звезда воздела руки к короне антенн, будто венчалась на царство, и башенки, одна меньше другой, тянулись к ней ввысь. Я закрыла глаза, а золотой всполох всё мерещился; потом тихонько погас.
Заболела голова. Последнее время она болела часто, может, от волнений с экзаменами, а может, из-за жары… Сейчас она заболела так сильно, что я боялась пошевелиться. Ничего, посижу, пройдёт… Душно… исчезнуть бы из этого двора… исчезнуть прямо сейчас, просто
–Эй вы, спускайтесь, научу играть!
Я с трудом открыла глаза: Игорь махал нам ракеткой. Я вынула наушник и повернулась к Кириллу:
–Будешь?
–Да нет, жарко… – ответил он. – Уехать бы куда-нибудь из этой Москвы…
Он будто читал мои мысли.
–Вот я сейчас и поеду, – сказала я, вставая. – Я из пригорода.
–Проводить до метро? – спросил Кирилл.
–Как хочешь… – пожала я плечами.
Мы спустились на площадку.
–Наконец-то Эл покажет класс! – воскликнул Игорь, протягивая мне ракетку.
–Нет, мне пора…
–Так рано? – Игорь поглядел на меня, потом на Кирилла.
–Я живу далеко, ещё ехать… – ответила я, жалея, что не взяла с собой лекарства, что не могу остаться и что провожает меня другой.
На прощание все обменялись электронными адресами и номерами телефонов. Кирилл молча пожал руки ребятам, и мы с ним пошли со двора. Уже на самом углу дома, замешкавшись, я почувствовала на себе чей-то взгляд, и на душе стало тепло. Можно было не оборачиваться: я и так знала, кто смотрел на меня яркими, как морозная луна, синими глазами.
***
Вспоминая прошлое, мы часто пытаемся придать своим словам, поступкам и мыслям значение, которое они, возможно, не имели в то время, но которым бы мы могли довольствоваться теперь. И всё же некоторые события так и остаются загадкой даже для нас самих. Как получилось, что я поведала Кириллу о Петербурге и о том, как было бы хорошо уехать из Москвы? Как вышло, что он и сам хотел, проводив меня, отправиться на Ленинградский вокзал? Те несколько минут, что мы шли до метро и разговаривали, сыграли свою судьбоносную роль: немного обескураженные, мы поехали к кассам и купили билеты в Питер.
Последующие несколько дней я провела в неясном волнении. Ехать или не ехать? Может, позвать кого-то ещё? Ленку? Но она в походе. Игоря? А он бы согласился? И потом, почему одного Игоря, лучше всю компанию разом… Трэм бы точно поехал, только до него не дозвониться… А может, всё-таки сдать билет, или поменять дату, или притвориться, что не могу, отговориться, что-то придумать и поехать одной? А Кирилл… Странно всё это – первому встречному выкладывать то, чего не расскажешь и близкому другу. И первый встречный, оказывается, понимает тебя гораздо лучше.
Я волновалась, но где-то в глубине души знала: поеду. Не могу не поехать. Именно сейчас. Именно в Питер. И не с Трэмом, не с Игорем (да и с какой бы стати?), а именно с ним, с этим почти незнакомым человеком, который будто невзначай появился в душном московском дворике, чтобы прочесть мои мысли, смешать их со своими и разделить пополам. Я чувствовала, что всё правильно, что по-другому и быть не могло, словно это событие было давно предначертано, и мне оставалось, даже помимо своей воли, только плыть по течению.