Солнцеворот
Шрифт:
Особое внимание хунхузов привлек его золотой медальон и родинка на правой лопатке. Его умыли холодной водой, смазали лицо пахнущей мятой мазью и разлепили опухшие глаза. И что самое примечательное, у хунхуза, который это сделал, на руках было шесть пальцев. Кроме того, он был совершенно лыс, но при этом у него была роскошная борода, как у Карла Маркса, и пышные женские груди. От хунхуза пахло дорогим коньяком и крепкими гаванскими сигарами, а чресла перепоясывала цветастая юбка. И Павлов сразу понял, что, судя по запаху и одежде, среди хунхузов он, если не самый главный, то, наверное, очень высокопоставленный.
По понятным, не требующих объяснения причинам,
Его сильно раздражало присутствие полутора десятков, сбежавшихся посмотреть на него, юных хунхузов с клипсами на торчащих сосочках и подобием фартуков и мини-юбок на приличном месте. Убедившись в том, что он может видеть, эти бестии стали кривляться, то и дело, меняя позы по возрастающей шкале соблазнительности, томно закатывая глаза и сладострастно открывая маленькие ротики с четырьмя, похожими на клыки зубами. Некоторые из них были совершенно лысыми, а на головах других торчали клочки волос, перевязанные разноцветными ленточками.
Бородатый хунхуз попытался с ним заговорить, но программа-переводчик, предоставленная ему Арнольдом Борисовичем Шлаги, на слова хунхуза никак не реагировала. Тогда Павлов обратился к нему на языке жестов. Хунхуз радостно закивал головой в знак одобрения такого способа общения. Так они и познакомились.
— Дора, — сказал хунхуз и ткнул себя пальцем в грудь.
— Гастрофет, — сказал Павлов и ткнул пальцем в грудь себя.
В это время появился хунхуз со столь утонченными чертами лица и совершенными линиями тела, которым позавидовала бы и иная фотомодель. На голове у него был парик, представший собой множество натуральных каштановых локонов, а сзади — две косицы. Вся его одежда состояла из пояса из черной кожи и привязанного к нему футляра из бересты, длиной до колена. Если бы парик, черная борода и огромный гульфик были элементами маскарадного костюма, то этого хунхуза вполне можно было бы принять за очень раскованную участницу карнавального шествия где-нибудь в Рио-де-Жанейро.
Дора и другие хунхузы почтительно склонили головы и выделили запах, похожий на аромат одеколона "Шипр". В правой четырехпалой руке знатного хунхуза был полутораметровый деревянный жезл с обвившейся вокруг него живой двухголовой змеей. Змея вращала обеими головами и злобно шипела.
— Этот мужественного вида дядечка с телом нежной тетеньки, видно, еще главнее", — догадался Павлов и тоже по примеру других выразил низким поклоном свое почтение.
— Сенусерт, — сказал знатный хунхуз, обращаясь к Павлову.
То ли это было приветствие, то ли имя, и Павлов вопросительно посмотрел на Дору.
— Так его зовут, — подсказал ему хунхуз жестом и еще более почтительно склонил голову.
— Гастрофет, — сказал Павлов и, наверное, протянул бы руку, если бы не шипящая змея.
— Ты такой же Гастрофет, как я — Царица Савская, — сказал Сенусерт на языке орландов и приказал: Следуй за мной и не делай никаких глупостей, если тебе дорога твоя жизнь.
Чуть не проглотив от удивления свой язык, Павлов удивился еще больше, когда знатный хунхуз привел
Не успел Павлов не то что вымолвить слово, а даже подумать о том, что произошло, как почувствовал, что его за обе руки кто-то держит. И эти кто-то — два карлика с безобразными лицами и кривыми ногами. Изображения подобных существ он когда-то видел зале египетских древностей Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина в Москве.
— Куда вы меня ведете? — взмолился он по-русски, осознавая, что не стоит на месте, а перемещается, не чувствуя под ногами никакой твердой опоры.
— В тронный зал, к царице! — хором ответили карлики на том же языке.
— Хотя бы скажите, какое у царицы имя, красавица Сенусерт? — обратился Павлов к своему загадочному проводнику в царстве дополнительных измерений.
— Ее имя настолько священно, что произносить его категорически воспрещается всем, — ответила Сенусерт на языке орландов и загадочно улыбнулась.
— Тогда объясните мне ваш придворный этикет. Что я должен делать при столь августейшей аудиенции: пасть ниц, встать на колени, поклониться? Да и одеться, я не говорю прилично, а хоть как-то, тоже не помешало бы? — Павлов стал твердо настаивать на правах человека и гражданина.
— Какой он умный! Про одежду мы даже не подумали, — по-русски сказали карлики и начали извиняться: Совсем, сударь, мы тут одичали-с, огрубели-с. С хунхузами, понимаете ли, обнюхиваемся.
И тут же представились.
— Меня зовут Тобби Мот, — сказал карлик слева.
— А меня зовут Бобби Жмот, — сказал карлик справа.
Перед Павловым возникло зеркало высотой в его рост, а вокруг закружились, как на карусели, костюмы из мужского гардероба всех времен и народов. И во что только карлики его не переодевали! Чего только он на себе не примерил! Это были и сверкающие золотом доспехи, и переливающиеся драгоценными камнями камзолы, и шикарные ливреи, фраки, сюртуки, пиджаки, сорочки, галстуки и тому подобное. И тогда он понял, что карлики над ним просто издеваются, — то ли от скуки, то ли в назидание. Когда для примерки ему стали предлагаться образцы верхней и нижней женской одежды, Павлов обратился к Сенусерт с просьбой предоставить ему, наконец, то, что ему более всего подобает. Сенусерт рассмеялась, взмахнула кадуцеем, и на Павлове появилась простая холщевая юбка и сандалии.
Карлики обиженно зашмыгали носами, но от желания поиздеваться над Павловым не отказались, и стали учить его "придворному этикету". Царица, якобы, при его появлении обратится к нему со следующим вопросом:
"Почему идешь ты путем далеким,
Какою дорогой меня достиг ты,
Реки переплыл, где трудна переправа.
Зачем ты пришел, хочу узнать я?"
А он, якобы, должен ответить следующим образом:
"Я пришел из страны героев,