Солнечная магия

Новак Илья

– А веревка тебе зачем? И что в мешке?

– Веревка пригодится, а в мешке… – Бобрик заглянул туда и хмыкнул. – Бурак… Всего один. Будешь?

– Ты что! Кто же это сырой бурак ест?

Он пожал плечами.

– Я ем…

Кукса с ужасом увидела, как Бобрик достал из мешка большую, покрытую коркой засохшей земли бурачину, и, широко разинув рот, собрался вгрызться в нее зубами. Дав ему подзатыльника, отчего рот мальчишки со стуком закрылся, она выхватила у него бурак и бросила вниз по лестнице.

– Обалдел? Она ж немытая!

– Ну

и чего?.. – захныкал Бобрик. – Так даже вкуснее! Я всегда немытое ем, говорят, это полезно, желудок укрепляет…

– Ты совсем необразованный, – вздохнула Кукса. – Ничего в этом полезного нет, а наоборот, вредно, и можно сильно отравиться. И мешок выбрось, он грязный…

Снизу раздался звук быстрых шагов, и прямо на них вдруг выскочил удивленный стражник, в одной руке которого была бурачина, а в другой меч. Кукса, как раз собравшаяся прочесть Бобрику лекцию о гигиене, в первый момент растерялась и успела лишь шагнуть в сторону, чтобы стражник не налетел на нее. Стражник что-то заворчал, взмахивая мечом, а Заноза выставила ногу. Зацепившись за нее, стражник, вращая глазами, полетел на ступеньки. Меч и бурак вылетели из его рук. Упав, он сразу же попытался встать, но тут Бобрик с размаху нацепил на его голову мешок. Кукса прыгнула на спину стражника, вывернула его руки за спину и крикнула:

– Давай, что стоишь?!

Бобрик поспешно швырнул ей веревку, и через минуту руки стражника оказались скручены за спиной, а сам он за шею привязан к перилам лестницы.

– Не задохнется? – спросил Бобрик, глядя на стражника, который глухо мычал сквозь мешок и пытался освободиться.

– Мешок совсем худой, сквозь него воздух проходит, – произнесла Заноза. Стражник дернулся особенно сильно, веревка затрещала.

Бобрик вцепился обеими руками в меч и с большим трудом приподнял его.

– Жаль, что не задохнется, – произнес мальчишка громко, так, чтобы пленный услышал. – Ну, Громила, давай тогда его заколем мечом…

Стражник что-то взмемекнул сквозь мешок и умолк, прислушиваясь.

– А что, можно, – громко согласилась Кукса и, подумав, добавила: – Только, Живоглот, дай мне, я сама хочу…

– Нет, а можно я? – заспорил Бобрик. – Тех двоих ты же зарезала, мне не позволила. А потом еще троих, помнишь, Громила? А перед этим еще тех шестерых, там один такой здоровый был, страшный, я его сам хотел, но ты мне не дала поиграться. А теперь моя очередь…

Стражник молчал, слушая.

– Ты ж с первого раза попасть не можешь, – возразила Кукса. – У тебя некрасиво выходит, Живоглот, ты их кромсаешь, кромсаешь… У меня быстрее получается и… – она прищелкнула пальцами… – веселее как-то, вот.

Стражник, тихо охнув, присел и сжался, стараясь слиться с перилами.

– Ну ладно, ладно, – сказал Бобрик. – Давай, Громила, чуток подождем, посмотрим, что он первое сделает. Если пошевелится – тогда я, а если какой-нибудь звук издаст – тогда ты.

– Вот хорошо! Так и

сделаем. Только теперь тихо, молчи, чтобы услышать.

Кукса с Бобриком на цыпочках спустились по лестнице и оказались в просторном коридоре, по обе стороны которого тянулись решетчатые двери. Бобрик, уже вспотевший под весом меча, осторожно, чтоб оружие не звякнуло, опустил его на пол. Обменявшись улыбками, они пошли по коридору, заглядывая во все камеры. Коридор оказался не слишком длинным, и вскоре закончился сплошной каменной стеной.

– Удивительно, – сказал Бобрик. – Почему же ни одного заключенного нет? Вообще ни одного!

– И Ловкача тоже нет… – пробормотала Заноза. – Меня это настораживает. А помнишь фургон с колдуном, который мимо нас проехал? Слушай, а ну пошли назад! – заторопилась она.

Как только они вернулись к лестнице, Кукса произнесла:

– Он ведь застонал, да, ты слышал, Громила? То есть, Живодер?

– Нет-нет, он пошевелился! – громко ответил Бобрик. – Я видел, он задрожал!

Стражник, который и не стонал и не дрожал, а наоборот вел себя примерно так же, как ведет мраморная статуя, после этих слов и задрожал и застонал одновременно.

– Почему в камерах пусто?! – рявкнул Бобрик, наклонившись к самому его уху.

– А-а-а-а… – услышали они глухое мычание из-под мешка. – Ам…

– Что он говорит? – спросил Бобрик.

– Ты что говоришь? – повысила голос Заноза.

– Амнистия… – пролепетал стражник.

– Ам-нис-ти-я, – по слогам повторила Кукса. – Что это такое?

Мальчишка со знанием дела пояснил:

– Это такая штука, когда всех заключенных отпускают. Ну вроде как прощают их преступления. Ага, вот почему тут никого нет.

– А для чего их прощают? – продолжала недоумевать Заноза.

– Ну, обычно это делают по каким-то большим юбилеям. Или праздникам. Или из-за каких-то очень важных событий. А сейчас, наверное, из-за смерти короля, – он вдруг спохватился и, хлопнув по лбу, страшным голосом добавил: – Так что, Живодер… в смысле, Громила, так что, я или ты?

Стражник, который мелко кивал головой, пока мальчишка рассказывал про амнистию, перестал кивать.

– Подожди, подожди… – Заноза наклонилась. – Эй, дядя! А к вам недавно привозили такого мальчика… – умолкнув, она покосилась на Бобрика, и потом решительно продолжила: – Такого привлекательного блондина, мускулистого… ну, акса, короче?

Наступила пауза, во время которой Бобрик хмуро раздумывал над словами Занозы, а стражник – неизвестно что делал под своим мешком.

– Привозили, – наконец откликнулся он.

– И где он теперь?

– Увезли… – донеслось из-под мешка.

– Так, дядя, – произнесла Кукса. – Короче говоря, если хочешь, что мы ушли, а тебя не тронули, рассказывай все.

– Его колдун увез, – откликнулся стражник. – Колдун и лягуш. Я сам слышал, как они обсуждали, какой корабль лучше до Лимбо нанимать.