Солнечное затмение

Попов Андрей Викторович

– - Увы, сынок, даже в этом варианте тебе необходимо на некоторое время затаиться. В моем замке оставаться, в общем-то небезопасно. Если тебя увидит кто-нибудь, кроме Мариасы, об этом тут же узнают все. Узнает и великий Нант. И, разумеется, король. Кроме своей дочери здесь я никому не доверяю. Но есть у меня в степи темноты одно глухое местечко. Там живут надежные люди, которые мне многим обязаны. Я с ними уже договорился. Они позаботятся о тебе как о сыне родном. А как только придет время, я тебя извещу. Решайся!

– - Когда надо ехать?

– - Прямо сейчас. Чего тянуть? Все равно ничего не вытянешь.

Жерас слегка опешил: уж слишком скомкано все происходит. Хотелось еще подумать, посомневаться, взвесить "за" и "против", и в очередную перипетию жизни

не соваться сломя голову, хотелось хотя бы...

– - А можно попрощаться с Мариасой?

Альтинор пожал плечами: мол, в чем проблема? Он налил себе еще полфужера детского напитка и, морщась как от крепчайшего спирта, отправил его внутрь.

– - Между вами тут любовь, случайно, не завелась?
– - и расхохотался.

– - Когда я стану королем, я возьму ее в спутницы жизни.
– - Это прозвучало почти как ультиматум.

Старший советник уже трясся от смеха. Он давился собственным языком, зажимал рот ладонью, но взрывы хохота все же вырвались наружу, пугая сонливый воздух.

– - Ой, ваше величество, я вам не завидую! Вы и двух декад с ней не проживете! Она съест любого. Вон, король панонский жил-жил с ней. Потом взял да и помер. У нее вместо души огонь. Если бы ты, Жерас, был моим злейшим врагом, я бы с удовольствием отдал ее тебе на твою погибель. Но так как ты мой союзник и друг... Кстати, ты знаешь на ком тебя женили после твоей, прости за издевательство, смерти?

Жерас махнул рукой и пошел искать Мариасу. Она в это время сидела в одном из будуаров и читала роман. Сидела тише затаившейся мышки. Огонь в ее душе, если и на самом деле существовал, то едва-едва тлел. Распущенные волосы были небрежно зачесаны на один бок и золотили полуобнаженное плечо. Ее грудь медленно вздымалась от ровного дыхания, а скромное декольте открывало столь же скромный участок груди с нежной кожей. Она была так увлечена чтением, что совсем не заметила шагов Жераса. Или не захотела заметить.

– - Мариаса!

Она подняла голову. Ее взгляд не таил даже искорки недоброжелательности, в нем словно присутствовало легкое любопытство, разбавленное нежностью и лаской. Точно так посмотрел бы котенок, если б его кликнули "кис-кис": поднял бы мордочку кверху, задрал маленький носик и наивным, ничего не понимающим взглядом ожидал бы: что произойдет дальше? Мариаса еще никогда не выглядела такой нежной, хрупкой и... женственной. Жерас почувствовал, что у него защемило сердце. И понял, что погиб -- в единственном позитивном смысле этого слова.

– - Мариаса! Я должен на время отлучиться. Но лишь на время... Обещаю, что когда я стану королем, я на коленях буду просить твоего отца отдать мне тебя в спутницы жизни. И знаю -- ты не сможешь отказать. Ты не такая...
– - Принц замялся, потом принялся показывать руками какие-то невнятные жесты, пытаясь пантомимой выразить, какая она "не такая", но так и не нашел ни подходящего слова, ни подходящего жеста.

Она продолжала молчать. Но глядела на него совершенно беззлобно. Жерас неловко пожал плечами: наверное, простой школьник не испытывает перед простым учителем такого сильного смущения. Потом отчаянно подумал: "пропадать, так пропадать навсегда...".

– - Мариаса, а... можно я тебя поцелую?
– - и замер.

Впервые за столь долгое время она ему улыбнулась.

– - Ну, если только в щечку...

Жерас чуть не закричал от радости. Он так сильно сдавил ее в своих объятиях, что та невольно заскулила.

Не прошло и нескольких циклов, как замок Альтинора растворился в темноте, остался в прошлом, почти что исчез из реальности. Кабриолет ехал по непредсказуемой, извилистой дороге невесть в каком направлении. Кучер подхлестывал лошадей, а установленные на оглоблях светильники отпугивали мрак на некоторое расстояние. Черная вселенная расступалась перед путниками, с сомнительной доброжелательностью предлагала двигаться дальше, и тотчас смыкалась за их спинами беспросветной стеной. Небесных костров нынче было такое множество, словно там, далеко над головой, застыли искры некогда прошедшего вселенского

пожара. Миф, конечно, красивый, но на самом деле все объяснялось проще: наверху у небожителей какой-нибудь праздник. Вот они и веселятся, жгут огонь, пьют вино и водят хороводы. А до обитателей земли доходит, и то -- по крупицам, остывший свет их пьяного неистовства. Жерас иногда задумывался: а наши костры видны на небе? И что они там о них думают?

– - Долго еще ехать?
– - спросил он Альтинора.

– - Думаю, да. И это плюс для нашего дела. Чем дальше от Нанта, тем надежнее твое укрытие.

– - Этим людям точно можно верить?

– - Я же сказал, Жерас, они мне очень многим обязаны. Когда-то я их спас от верной гибели, а сейчас в знак благодарности попросил сущий пустяк: спасти от верной гибели тебя. Пустяк, но уж очень сущий.

Они посмотрели друг другу в глаза. Каждый в противоположном взоре пытался уловить недосказанные слова и не доведенные до ума мысли. Этот поединок взглядов окончился вничью. Жерас откинулся на спинку сиденья и слал слушать как бьют копытами не знающие усталости лошади. Их стук убаюкивал нервы, кабриолет слегка укачивало, и все это в совокупности довело его до сладкой истомы с длительными смачными зевками. Перед мысленным взором частенько появлялась Мариаса: она ехидно глядела на него, медленно растопыривая пальцы, потом фыркала как дикая кошка и громко смеялась. Он задавал ей вопросы, она отвечала. Девушка, созданная его фантазией, казалось, жила и мыслила самостоятельно. Он сильно желал свернуться внутрь самого себя, уйти в мир сладострастных грез, которым можно править лишь слабым мановением мысли. Но в результате просто заснул...

Степь темноты порой ужасала путников своим дремлющим существованием. В ней эклектически сочетались пустота и бесконечность, полный вакуум звуков и какофония всюду затаенного страха. Неожиданности могли подстерегать везде и всюду. Мир вокруг себя можно было потушить лишь одним дуновением в сторону светильника, и вызвать его к существованию простым зажжением спички. Он исчезал и делался видимым по твоему желанию. Вездесущий мрак являлся в этом мире черными кулисами, которые в любой момент можно было раздвинуть и посмотреть, что же из себя представляет наша ошибочная реальность. Основными жителями степи являлись деревья. Редко встречались деревья, увешанные листьями. В основном из земли росли черные скелеты из веток и стволов. И ветками, будто щупальцами, они протыкали темноту, питаясь ее эзотерической силой. Когда приходили порывы сильного ветра, черная вселенная начинала стонать. Ей же созданная стихия действовала ей на нервы. Деревья скрипели и пошатывались, их ветви начинали гнуться, ломались и улетали куда-то в бездну. В абсолютной тьме это выглядело еще более угнетающе: диссонанс воя, доносившийся отовсюду, расшатывал саму землю. Звуки, не обладающие видимыми источниками, казались наваждением древнего колдовства. Если еще пойдет дождь, то весь мир превращается в расплесканный океан, в коем из всех человеческих чувств остаются только два: чувство холода и предчувствие скорой погибели. Всего мироздания или только себя одного -- безразлично.

Но если говорить всерьез, без витиеватых метафор, то в степи темноты реальны две опасности: это медитавры и разбойники. Последние нередко оказываются солнцепоклонниками, которые нищетой своего существования доходят до крайности: поджидают на дорогах состоятельных людей и во имя своей лученосной веры творят с ними все, что считают нужным. Впрочем, среди номинальных пасынков темноты бандитов ничуть не меньше. Альтинор никогда, за редким исключением, не путешествовал по степи без вооруженного эскорта. Небольшая кавалькада всадников постоянно шла где-то позади. Поэтому люди больше предпочитали сидеть по домам или путешествовать в пределах своего города. В другие города или земли, словно в иные миры, отправлялись лишь в случае крайней необходимости. Степь темноты была опасна в изначальном замысле Творца. Непознаваемый вдохнул в нее свою Непредсказуемость. В степи порой вершились такие вещи... Большинство их не могло никак объяснить, а меньшинство -- даже и не пыталось...