Солнечное затмение
Шрифт:
– - Все! Здесь делаем остановку! Эй, как тебя там...
Один из разведчиков тьмы обернулся и произнес:
– - Сьир, меня зовут Пьен.
– - Вот что, Пьен. Иди, кажи им, кто мы такие есть. И договорись с хозяином какой-нибудь приличной гостиницы. Да еще... вина раздобудь. И побольше.
Кавалькада остановилась перед воротами города. Они казались настолько ветхими, что пара здоровых мужиков могла без труда расшатать их и повалить на грешную землю. Лаудвиг подошел к железной клетке и зло посмотрел на съежившуюся Ольгу.
– - Все из-за тебя, старая ведьма! Сидел бы сейчас в Анвендусе и горя не знал. Теперь тащись
– - он пнул по телеге и отвернулся.
Черное небо над головой заверещало что-то невнятное, и лишь мгновение спустя принц понял, что это лишь очередной порыв ветра. Пьен вернулся очень быстро.
– - Сьир! Сделал, как вы сказали. Дорогу к гостинице я покажу. Вот и вино.
При виде нераскупоренной бутылки с красивой этикеткой Лаудвиг чуть не прослезился от счастья. Он стал жадными глотками опустошать ее содержимое. Голубизна его зрачков стала кристально чистой, взор заметно подобрел, он даже по-дружески обнял Пьена.
– - Не изволите ли выпить, князь?
– - Только несколько глотков за компанию с вами.
– - Мельник пригубил одну из бутылок, задав при этом неожиданный вопрос: -- Надо бы сходить в храм помолиться. Как смотрите на это, принц?
Лаудвиг поперхнулся вином.
– - По-молиться?
– - Его брови задумчиво сошлись на переносице. Если он изредка и бывал в храмах, то только по настоятельным просьбам свихнувшегося на религии Пьера. Да впрочем, бывал там лишь с целью высмотреть для себя красивеньких женщин, и если таковых не находил, быстро терял ко всяким молитвам интерес.
– - Ну да!
– - Князь с широко открытой душой и широко открытыми глазами глядел на него, недоумевая, как можно переспрашивать очевидное.
– - Помолиться Непознаваемому, чтобы Он хранил нас в дороге. Путь-то небезопасен.
– - Ну да, конечно... идем, только быстрей. Потом сразу в гостиницу.
В разных миражах храмы предвечной Тьме имели особенную архитектурную композицию и довольно сильно разнились друг с другом. Но все без исключения имели общую черту -- это пикообразный купол, похожий на огромную опрокинутую репу. На самой его вершине находился светящийся символ -- мифическое желтое солнце, обрамленное протуберанцем, которое было перечеркнуто большим железным крестом с загнутыми концами. Древние называли такой крест свастикой. Едва подошли к главному парижскому храму, к тому же -- единственному в городе, как лейтенант Минесс пал на колени и простер руки к черному небу.
– - Предвечная Тьма! Будь нашим благословением и покровом!
Князь Мельник последовал его примеру. Лаудвигу ничего не оставалось, как присоединиться к их компании. В храм они, кстати, попали не в самый подходящий момент. Там шла свадьба мертвецов. Стояли толпы их родственников, создавая навязчивый гомон. Горели свечи, которые рождали пламя из плачущего воска. Нынче было торжество бракосочетания, и воск плакал белыми слезами радости. Усопшие сидели в бархатных креслах. Их бездыханные тела и слегка отвисшие челюсти создавали иллюзию задумчивости. Мужчина был уже стар: седые волосы, пожелтевшие зубы, прорези морщин. На нем был строгий черный пиджак, создающий контраст его мертвецки бледному лицу. Женщина, его будущая супруга, наоборот -- молоденькая особа, максимум три эпохи от рождения. Как выяснилось, она умерла от врожденной болезни сердца. Покойники сидели рядом друг с другом, а их открытые, украшенные свадебными лентами
– - "Вот заповедь, которую оставил Непознаваемый обитателям полуреальности. Никакой мужчина при жизни не смеет назвать никакую женщину: жена моя. И никакая женщина да не скажет: ты муж мой. Но называйте друг друга так: спутник жизни или спутница жизни. Ибо истинный брак разрешено заключать только после отшествия из тела, когда души бракосочитающихся уже покинули черную вселенную и находятся в Настоящем Мире. Они соединятся там навеки под благословением самого Творца. Вы же, истинные пасынки темноты, радуйтесь и торжествуйте. Поздравляйте жениха и невесту. И, хотя тела их лишены дыхания, знайте -- они блаженнее вас во сто крат..."
Увы, далеко не всегда получалось так, что спутница жизни какого-нибудь мужчины становилась впоследствии его женою. Вернее, явление это вообще крайне редкое: если только они умерли примерно в одно время или если один из будущих супругов добровольно ушел из жизни, чтобы навеки соединить свою душу с человеком, которого любит. Иногда жених и невеста до свадьбы даже не знали друг друга. Главное при этом -- обоюдное согласие родственников. Хотя формально испрашивалось разрешение и самих виновников торжества...
Голову священника венчал пышный кидар, который был унизан драгоценными камнями с таким изобилием, словно намазанный кремом торт -- ягодами и мармеладом. За ним, склонив голову, шли два монаха и держали подсвечники. Священник повернулся к будущим супругам, коснулся краем манускрипта головы мужчины и громогласно произнес:
– - Пасынок тьмы Иоанн! Согласен ли ты взять себе в жены Лиовеллу и быть ей верным навсегда?
Мертвый, разумеется, ничего не ответил. Его челюсть продолжала быть слегка отвисшей и абсолютно неподвижной. Бледное обескровленное лицо с закрытыми веками застыло в мимике полнейшего равнодушия. Следуя старой народной поговорке, молчание можно было считать знаком согласия. Но священник повернулся к родственникам усопшего и переадресовал вопрос им:
– - Согласны ли вы отдать Иоанна за Лиовеллу?
Те скорбно закивали головами. И что-то не наблюдалось на их лицах особой радости от свадебного торжества. Потом священник обратился к мертвой девушке:
– - А ты, Лиовелла, истинная падчерица тьмы, согласна ли взять себе в мужья Иоанна?
Она, кстати, показалась Лаудвигу очень красивой. Словно спала, сидя в кресле. И зажатые в ладони цветы, и полуоткрытый симпатичный ротик, из которого поблескивал ряд белоснежных зубов... Наложенные на лицо искусственные румяна делали из нее почти живую картинку. Так и хотелось дождаться, когда она наконец пошевельнется или сладко зевнет...
– - Перед лицом Непознаваемого объявляю вас мужем и женой. Да соединятся души ваши в Настоящем Мире нескончаемым блаженством!
– - После произнесения этих судьбоносных слов священник повернулся к аудитории, и наконец-то можно было внимательно разглядеть его лицо. Довольно, кстати, неказистое: все в прыщах и крайне неправильных пропорций.
Два монаха с длинными светильниками следовали за ним попятам, и куда он оборачивался, туда, словно две живые тени, поворачивались и они.