Солнечный удар
Шрифт:
– Думаешь, Могила на такое способен?
– кашлянув, спросил он, отвлекая внимание хозяйки запретного плода.
– Еще как. Хорошо, что мы с подругой тогда вдвоем были - неизвестно, чем бы все закончилось. Говорю же, у него даже язык не гнулся. Как же я об этом раньше-то не вспомнила.
Набравшись впечатлений от женских форм, Полынцев с легкой писклявостью в голосе, но, тем не менее, решительно, произнес.
– Так! Мы должны срочно провести следственный эксперимент.
– Давай, - наивно согласилась Юля.
– Только лапу с моей спины убери, пожалуйста.
– А это не спина, -
– И я о том же. Быстро поднял руку вверх!
Пришлось подчиниться.
– А ты сможешь отправить куда-нибудь подругу на три, нет, на два часика?
– реально оценив собственные силы, упрямо поинтересовался Андрей.
– На три часика?
– насторожилась красавица.
– На два, - скромно поправил он.
– А зачем?
– Для принятия верного решения, мне необходимо своими глазами увидеть ту картину, которая открылась взгляду Елисея Федуловича. Ну, душ там и все такое.
– Ты, пьяная морда, - резко отпихнулась Юля.
– Я тебе увижу, пожалуй, - языком подавишься.
– Им, значит, преступникам, можно, а нам, гусарам, нельзя?
– Ой, держите меня десять человек, гусар!
– расхохоталась она.
– Гусары еще в город не успевали войти, а девки уже...
– В воздух чепчики бросали, - блеснул знаниями Полынцев.
– Ага, - кивнула Юля.
– Беременеть начинали.
– От кого?
– не понял он.
– От предчувствия.
– Ловко, - хихикнул 'гусар'.
– А я тебе предлагаю...
– А я тебе предлагаю идти домой и отсыпаться. Не люблю с пьяными разговаривать. Особенно, когда сама трезвая. Утром чтоб был, как огурчик. Идея есть, Могилу разогревать будем.
Андрей деланно изумился.
– Ого, какой сленг?!
– С кем поведешься...
Глава 14
В последние дни Елисей Федулович заметил, с какой симпатией Юля поглядывает на бобрик Полынцева. Так вот, какие ей прически по вкусу. Информирован - значит, вооружен. Сегодня в 8 утра курчавый посетитель уже сидел в парикмахерской, критикуя мастера за медленную работу, а ровно в 9, обновленный и помолодевший, бодро стучался в дамскую комнату (не в туалет - к Вике с Юлей).
– Девушки, пора вставать! Уж солнце светит и воробышки поют.
Никто не ответил.
Постучав сильнее, дернул за ручку. Оказалось открыто. Как не заглянуть.
Дамы безмятежно спали. Виктория лежала на кровати, свернувшись калачиком, укрывшись с головой простынкой - ничего любопытного. А вот Юля...
Стройные, лощеные ножки ее почти полностью высовывались из-под одеяла, грудь трепетным шаром выглядывала из-под руки, а волосы эротичными завитками ниспадали с подушки. Чудо, феерия, картинка! Елисей Федулович, как клещ, вцепившись взглядом в розовую пяточку, сглотнув слюну, медленно пополз вверх: по упругой лодыжке, по округлой коленочке, по гладкому, шелковистому бедру выше, выше и... Ах, черт - одеяло! Самое интересное место закрыто. Или в щелку видно? Он слегка нагнулся, подходя ближе...
– А!
– вскрикнула красавица.
– Маньяк!
Полынцев резко вскочил с соседней кровати, будто снизу ему всадили хорошего пенделя.
– Стоять! Руки за голову!
– Жащьте, - растерянно прошепелявил Могила.
Юля, закрывшись одеялом, галопом проскакала в душевую, истошно крича уже из-за дверей.
– У него волосы дыбом встали!
Андрей строго взглянул на подозреваемого.
– Запрещенные предметы на стол. Резких движений не совершать - бью как копытом, стреляю на звук.
Елисей Федулович, ничего не понимая, медленно опустился на стул.
– Ноховой платохек - это жапьещенный пьедмет?
– Если сопливый, то да.
– Хищтенький
– Чистый можете оставить, - Андрей сел на край стола.
– Ну, что, поговорим начистоту, уважаемый?
Могила с готовностью кивнул.
– Канехна.
– Что, язык от возбужденья переклинило?
Елисей Федулович затряс головой.
– У меня во йту пеешыхает, когда в стъешшовую шитуацию попадаю.
– Из вас, наверное, хороший партизан бы получился, на допросах молчали б, как килька в желудке.
Могила заискивающе улыбнулся, неуверенно пожав плечами.
– Не хнаю.
– Но в нынешнем положении это может оказать вам плохую, - Полынцев кашлянул, придав голосу твердости, - я бы даже сказал, роковую услугу.
– Похему?
– Потому, как у нас есть все основания подозревать вас в убийстве эстонки, и если вы не представите по этому поводу разумных объяснений, то из отпуска можете вернуться лет через 5 - 8, не раньше.
Елисей Федулович, неожиданно обретя дар членораздельной речи, совершенно искренне удивился.
– Она же террористка?!
Андрей учел смягчающие обстоятельства.
– Поэтому и говорю - 5 - 8, а не 10 - 12.
– Я думал, за это медали дают.
– Вы решили, таким образом награду заработать?
– Нет, просто предположил.
– Для этого есть суд, есть закон!
– процитировал Полынцев слова героя из какого-то ретро-фильма.
Могила от такого заявления окончательно пришел в себя.
– Какой закон? Не смешите меня - все продается, все покупается.
Андрей мысленно с ним согласился, но вслух выдал очередную реплику из той же картины.
– Не все. И сегодня уже меньше, чем вчера, а завтра будет меньше, чем сегодня.
Он, разумеется, не считал себя образцовым милиционером, допускал иногда легкие нарушения, отступал, порой, от правил, но никогда не переходил грань дозволенного, и, как бы ни смешно это выглядело на сегодняшний день, погрязший во лжи, коррупции и кумовстве, старался быть законопослушным. Он прекрасно знал, что каждый негодяй может найти массу оправданий своим гнусным проступкам. Взяточник скажет, что прозябал в нищете. Маньяк, что над ним издевались в детстве. Убийца... тут и говорить нечего - приведет вагон разносортных доводов в свою защиту. И послушать каждого - да, имел полные основания пуститься во все тяжкие. Но для того и придуманы правила, имя которым - закон, что б люди подчинялись только им, а не собственным представлениям о морали. Иначе - хаос, животный мир, джунгли. Вот поэтому, без пафоса, без лишних слов о порядочности Андрей просто играл по правилам, установленным государством, как дисциплинированный спортсмен на соревнованиях. Того же требовал и от других.