Солнечный ветер (сборник)
Шрифт:
— Если бы вы еще раньше не проделали этого со мной. Впрочем, «Геркулесу» такое едва ли угрожает. До сих пор мы ни разу не были в полете больше пяти дней. Толкуй тут о космической романтике!
Капитан промолчал. Прильнув к окуляру навигационного телескопа, он пытался отыскать «Стар Куин», который должен уже быть в пределах видимости. Пауза длилась довольно долго: капитан настраивал верньер. Потом он с удовлетворением объявил:
— Вот он, километрах в девяноста пяти от нас. Велите команде стать по местам... ну а его подбодрите: скажите, что мы
Грант был уже у двери, когда Мак-Нил мягко окликнул его:
— Куда вы спешите? Я думал, мы собирались кое-что обсудить.
Чтобы не пролететь головой вперед, Грант схватился за дверь и медленно, недоверчиво обернулся к инженеру. Тому полагалось уже умереть, а он удобно сидел, и во взгляде его читалось что-то непонятное, какое-то новое, особое выражение.
— Сядьте! — сказал он резко, и с этой минуты власть на корабле как будто переменилась.
Грант подчинился против воли. Что-то здесь было не так, но он не представлял, что именно.
После длившейся целую вечность паузы Мак-Нил почти грустно сказал:
— Я был о вас лучшего мнения, Грант...
Грант обрел наконец голос, хотя сам не узнал его.
— О чем вы? — просипел он.
— А вы как думаете, о чем? — В тоне Мак-Нила едва слышалось раздражение.— Конечно, об этой небольшой попытке отравить меня.
Итак, для Гранта все кончилось. Но ему было уже все равно. Мак-Нил сосредоточенно разглядывал свои ухоженные ногти.
— Интересно,— спросил он так, как спрашивают, который час,— когда вы приняли решение убить меня?
Гранту казалось, что все это происходит на сцене — в жизни такого быть не могло.
— Только сегодня,—сказал он, веря, что говорит правду.
— Гм-м...— с сомнением произнес Мак-Нил и встал.
Грант проследил глазами, как он направился к аптечке и ощупью отыскал маленький пузырек. Тот по-прежнему был полон: Грант предусмотрительно добавил туда порошка.
— Наверно, мне следовало бы взбеситься,—тем же обыденным тоном продолжал Мак-Нил, зажав двумя пальцами пузырек.— Но я не бешусь — может быть, потому что я никогда не питал особых иллюзий относительно человеческой натуры. И я ведь, конечно, давно заметил, к чему идет дело.
Только последняя фраза полностью проникла в сознание Гранта.
— Вы... заметили, к чему идет?
— О боже, да! Боюсь, для настоящего преступника вы слишком простодушны.
— Ну и что же вы намерены теперь делать? — нетерпеливо спросил Грант.
— Я,— спокойно ответил Мак-Нил,— продолжил бы дискуссию с того места, на каком она была прервана из-за этого кофе.
— Не думаете ли вы...
— Думаю! Думаю продолжить, как если бы ничего не произошло.
— Чушь! — вскричал Грант.— Вы хитрите!
Мак-Нил со вздохом опустил пузырек и твердо посмотрел на Гранта.
— Не ВАМ обвинять меня в интриганстве. Итак, я повторяю мое прежнее предложение, чтобы мы решили, кому принять яд... только решать мы будем теперь
У Гранта наконец мелькнула догадка.
— Вы подменили яд?
— Естественно. Вам, может быть, кажется, что вы хороший актер, Грант, но, по правде сказать, вас насквозь видно. Я понял, что вы что-то замышляете, пожалуй, раньше, чем вы сами отдали себе в этом отчет. За последние дни я обшарил весь корабль. Было даже забавно перебирать все способы, какими вы постараетесь от меня отделаться. Яд был настолько очевиден, что прежде всего я позаботился о нем. Но соль плохое дополнение к кофе.
Он снова невесело усмехнулся.
— Я рассчитал и более тонкие варианты. Я нашел уже пятнадцать абсолютно надежных способов убийства на космическом корабле. Но описывать их сейчас мне не хотелось бы.
«Это просто чудеса!» — думал Грант. С ним обходились не как с преступником, а как со школьником, не выучившим урока.
— И все-таки вы готовы начать все сначала? — недоверчиво спросил он — И в случае проигрыша даже сами принять яд?
Мак-Нил долго молчал. Потом медленно начал снова:
— Я вижу, вы все еще мне не верите. Но я постараюсь вам объяснить. В сущности, все очень просто. Я брал от жизни все, что мог, не слишком терзаясь угрызениями совести. Но все лучшее у меня уже позади, и я не так сильно цепляюсь за остатки, как вам, возможно, кажется. Однако кое-что, ПОКА я жив, мне совершенно необходимо. Вас это, может быть, удивит, но дело в том, Грант, что некоторые принципы у меня имеются.
В частности, я... я всегда старался вести себя как цивилизованный человек. Не скажу, что это всегда мне удавалось. Но, сделав что-либо неподобающее, я старался загладить свою вину.
Именно сейчас Грант начал его понимать. Только сейчас он почувствовал, как сильно заблуждался насчет Мак-Нила. Нет, заблуждался — не то слово. Во многом он был прав. Но он скользил взглядом по поверхности, не подозревая, какие под ней скрываются глубины.
В первый и — учитывая обстоятельства — единственный раз ему стали ясны истинные мотивы поведения инженера. МакНилу с его так часто раздражающей Гранта самоуверенностью, вероятнее всего, было наплевать на общественное мнение. Но ради той же самоуверенности ему необходимо было любой ценой сохранить собственное доброе мнение о себе. Иначе жизнь утратит для него всякий смысл, а на такую жизнь он ни за что не согласится.
Инженер пристально наблюдал за Грантом и, наверно, почувствовал, что тот уже близок к истине, так как внезапно изменил тон, словно жалея об излишней откровенности:
— Не думайте, что мне нравится проявлять донкихотское благородство. Подойдем к делу исключительно с позиций здравого смысла. Какое-то соглашение мы ведь вынуждены принять. Приходило вам в голову, что, если один из нас спасется, не заручившись соответствующими показаниями другого, оправдаться перед людьми ему будет нелегко?