Соло для 'калаша'
Шрифт:
Через полчаса значительно посвежевший Ладис открыл тяжелую дверцу сейфа и осторожно достал орден. "Красавец!
– удовлетворенно подумал он, глядя на усыпанный бриллиантами знак доблести.
– Один фрагмент праздничной цепи тысяч на десять тянет..." Аккуратно завернув раритет в кусочек бархата, директор положил сверток в карман и посмотрел на часы.
Стрелки показывали полдень.
Иван Григорьевич Сажин был человеком двуличным и амбициозным. В прошлом - старший научный сотрудник Центрального государственного архива, он жил теперь в роскошном особняке
Отличный психолог и шахматист, он восемь предыдущих лет двигал фигурами своих умозаключений решительно и талантливо, в результате чего сторублевый доперестроечный оклад теперь для него мог быть сравним ну разве что со стоимостью салфеток, дважды в день поглощаемых сверхкомфортным унитазом. Сажин не только питал слабость к дорогим вещам, но и был их знатоком. Часы "Пьяже", украшавшие его запястье, изящные и неброские, были приобретены им за триста пятьдесят тысяч долларов во время последней поездки в Женеву. Немногим дешевле обошлась ему и заколка для галстука, сработанная тамошними ювелирами по его индивидуальному заказу. Для посторонних это оставалось практически незамеченным, так как только единицы в его окружении догадывались об истинной стоимости таких обычных с виду вещей. И это льстило самолюбию бывшего ученого - только он порою мог заметить, как расширяются глаза искушенных в таких вещах иностранцев во время дорогих приемов при виде его костюма и галстука.
О многом из жизни Хозяина знал или догадывался его телохранитель и "правая рука" Глеб Старовойтов, но тот был в своем деле профессионалом и язык за зубами держать умел. Бывший командир разведроты, уволенный из армии за "аморальное" поведение, был искренне предан Сажину. Три года они были практически неразлучны, и это время Глеб не считал прожитым зря кругленькая сумма в одном из швейцарских банков придавала недавнему любимцу генеральских жен лоск и рвение. Обида на ревнивых рогоносцев в погонах, выживших его из "рядов", давно сменилась страхом, что этого могло не произойти...
– Глеб, - Сажин сидел у большого мраморного камина и смотрел на тлеющие в стеклянной колбе угли. На дворе стояла летняя жара, но привычка наблюдать за игрой огня у него была настолько велика, что, несмотря на некоторые неудобства, он не отказывал себе в этом круглый год, - запроси данные о счетах Ладиса: московских и зарубежных - я хочу знать, сколько он уже стоит. Только сделай это без лишнего шума, - он задумчиво потеребил усы (у Сажина была "заячья" губа, и с усами он никогда не расставался). Свежие каталоги аукционов "Сотбис" и "Отель Друо" доставили?
– Да, Иван Григорьевич, - Глеб достал из кожаной папки красочные глянцевые издания. Красивое, с правильными чертами лицо его стало еще сосредоточеннее.
– Кто из России, кроме нас, выставил лоты?
– Я подготовил список, можете ознакомиться.
Сажин быстро пробежал взглядом протянутый листок.
– Ничего интересного, - заметил он, - но мы далеко не единственные, кто представляет страну.
–
– Ты в этом уверен?
– Уверен. После ликвидации Монаха у нас серьезных конкурентов нет. Однозначно.
– Может быть, может быть...
Сажин встал и подошел к изящному письменному столу в стиле английского регенства, на котором дисгармонично громоздился мощный персональный компьютер. Холеные пальцы быстро забегали по клавиатуре, и на синем поле монитора тотчас высветилось слово "Монах". Сажин нажал клавишу "ввод": на экране появились небольшие квадратики и кружочки, соединенные между собой разноцветными стрелками. Несколько минут он внимательно изучал их.
– А этот как?
– Сажин ткнул пальцем в квадратик с надписью "Хохол", к которому после "Монаха" тянулось наибольшее количество стрелок.
– Все еще в реанимации, ранение оказалось не смертельным, но он все равно не жилец.
– А если...
– Сажин вопросительно посмотрел на телохранителя. Неприятное лицо его застыло в безжизненной маске.
– Я позабочусь.
– Потом уничтожь этот файл - он нам больше не понадобится. И вообще, время активных действий подходит к концу.
– Сажин встал и, подойдя к окну, посмотрел на белеющие сквозь деревья особняки соседей.
– Включи-ка на всякий случай генератор.
Глеб достал из кармана брюк небольшую плоскую коробочку с множеством кнопок и нажал одну из них. В углу циферблата старинных каминных часов тотчас загорелась красным крохотная лампочка, сигнализируя о том, что вмонтированные в стены дома вибраторы в работе и теперь ни одно лазерное устройство подслушивания не в силах уловить то, о чем говорят за стенами особняка.
– На данный момент я контролирую восемьдесят процентов антикварного рынка в стране, - продолжил Сажин, - и это меня вполне устраивает. Нужно быть реалистом - за всем уследить невозможно.
В свое время я установил личный контакт со всеми серьезными коллекционерами страны. У каждого побывал дома. Это довольно своеобразный народ. На смену им, безусловно, придут другие, но это будет потом, сейчас же операция "Провинция" вступает в завершающую фазу. Еще немного, и о провинциальных коллекционерах старого поколения можно будет забыть. Новыми пусть уж занимаются другие. Нам пора все внимание сконцентрировать на Москве - здесь была и будет основная перевалочная база. Нужно взять под контроль всех известных нам экспертов и оценщиков.
– Они уже почти все под контролем, - осторожно вставил Глеб.
– Почти, но не все. Если блуждающий по стране раритет рано или поздно попадет в Москву, то оттуда, если минует нас, он уйдет навсегда.
– Не минует, - уверенно сказал Глеб.
– Круг людей, у которых он может всплыть благодаря нашим усилиям, значительно сузился. Практически, сегодня мы не можем подобраться только к двум экспертам, и то лишь потому, что их опекают люди президента. Тут уж, как говорится, ничего не попишешь.