Solo
Шрифт:
Было ощущение, будто звук – это маленькая птичка, которую во мгле неожиданно поймали и засунули в мешок. Не было ни эха, ни чего-либо еще. Все казалось неестественным. Леонид задрожал и медленно встал на ноги. Он отчаянно всматривался в темноту, но куда бы он ни взглянул – не было видно вообще ничего. И все же любопытство взяло верх. Когда Леонид немного успокоился и дрожь прошла, он выставил перед собой руки и медленно пошел. Тут время текло совсем иначе, и невозможно было понять, прошел час, или день, или целый месяц. Мужчина просто шел вперед, и каждый следующий шаг был увереннее предыдущего.
Вдруг
– Не торопись, успеешь.
Тембр был средним между мужским и женским. Леонид повернулся на голос и вскрикнул от удивления. Справа от него стояло существо, похожее на человека, но понять, мужчина это или женщина, было невозможно. Существо было облачено в длинные белые одежды, испускающее белую ауру, освещающую все вокруг. Глаза Леонида округлились, у него даже перехватило дыхание, и он закашлял. Существо некоторое время наблюдало за мужчиной, а потом снова заговорило:
– Когда ты живешь в привычном для тебя мире, крутишься в повседневных делах и заботах, кажется, что так будет всегда. Очень немногие люди решаются задуматься о смерти заранее. Смерть пугает людей. Смерть рушит все планы, срывает маски и оставляет человека «как есть». Вот, ты здесь. О чем ты думаешь? О чем жалеешь?
– Кто ты? И где это, «здесь»?
– Сначала я хочу понять, кого веду, тогда уже представлюсь сам. Ответь на мой вопрос. О чем ты думаешь? Или о ком?
Леонид задумался на секунду, а потом ответил:
– О своей семье.
– Кого ты называешь своей семьей?
– Бывшую жену, которую люблю до сих пор, дочь Аделину.
– Никого не забыл?
– Еще мои родители, царствия им небесного.
– Никого не забыл? – повторило существо.
– Не забыл. Не хочу вспоминать. Я потерял многое из того, что было основной частью уюта в доме и тишины в сердце. Совершил много ошибок. И все же, таинственный незнакомец, кто ты? Моя совесть? И где я?
– Если тебе так удобно, можешь считать меня своей совестью. И тогда я буду вести себя как твоя совесть. Тогда я скажу тебе, что ты сам виноват в том, что потерял свою семью… Что ты не успел сделать много важного, и не успеешь теперь никогда.
– Что значит «никогда»? Я что, умер?
– Если тебе так удобно, можешь считать себя мертвым, – существо устало вздохнуло. – У нас выходит очень несуразный и пафосный диалог. Все, как ты любишь.
– Кто ты и где я?
– Проводник. Я буду с тобой до тех пор, пока ты либо не проснешься, либо не перейдешь дальше. А находишься ты в своих чертогах разума.
Говоривший загадками Проводник стал медленно растворяться в пространстве. Леонид осмотрелся вокруг, и в глазах его стал читаться страх.
– И сколько я здесь пробуду?
Но существо растворилось окончательно, и Леонид остался в полном одиночестве в слабом свете голубой зари, поднимавшейся над далекими холмами. Он долго стоял на одном месте и с любопытством осматривался, наблюдая за тем, как свет зари постепенно расползается вокруг него, освещая все большее пространство и выхватывая из темноты все новые и новые холмы. Леонид несколько раз закрывал
Неожиданно сверху откуда-то издалека зазвучала едва слышная музыка, эхом отдающаяся в пространстве. Вскоре все затихло, и наступила тишина. Еще через мгновение музыка зазвучала справа от мужчины, как будто далеко из-за холмов. Леонид прерывисто выдохнул, на лице его появилась улыбка. Он рванул с места и побежал на звуки музыки. А еще через минуту из-за холмов раздался голос его дочери.
Глава 11
По палате лились звуки Второго концерта Рахманинова. Маленький магнитофон лежал на коленях сидевшей рядом с отцом Аделины. Когда раздались первые аккорды, девушка обратила внимание на то, что сердце отца стало биться в такт мелодии. В тот момент ее взгляд перескакивал с экрана монитора на лицо папы и обратно. Казалось, будто Леонид начал приходить в себя. Аделина на секунду замерла, потом нежно взяла отца за руку и тихо произнесла: «Папа». Пульс на экране дрогнул и некоторое время бился не в такт музыке, а как-то хаотично, но затем все успокоилось.
Когда музыка закончилась, Аделина стала перебирать другие произведения на флешке и наконец остановила свой выбор на «Прелюдии си мажор» Иоганна Себастьяна Баха. Глаза девушки скользнули по лицу отца, по трубкам, тянувшимся от больного к аппаратам. Затем ее взгляд остановился на экране компьютера. Пульс шел ровно с музыкой.
– Пап, – тихо сказала Аделина, – пап, прости меня. Прости, что я так мало времени проводила с тобой. В детстве я всегда ждала встречи с тобой, а потом как-то… Забывать, что ли, стала… Не игнорировать, нет. Просто жизнь так летела, что я стремилась ее… На полную катушку жить. И поняла, что упустила самое дорогое. Мне казалось, что ты будешь всегда. И я всегда успею увидеть тебя, поговорить с тобой. А я тут на днях сама чуть не умерла. Перепила и отравилась. Я устала так жить, пап. Очень устала. Я не понимаю, зачем живу. И на этих вечеринках мне сначала хорошо, а потом очень плохо. Не физически, морально. Будто какая-то пустота внутри, будто меня использовали. А меня и правда использовали…
Девушка повернулась ухом к магнитофону и усмехнулась.
– Так странно. Меня ведь всегда больше интересовали песни, желательно простые и по мелодии, и по смыслу. А классическая музыка мне всегда сложной казалась. Ты известный музыкант, пишешь музыку, меня часто водил на концерты, в доме постоянно звучала классика. А я сейчас тут сижу, слушаю, и впервые какое-то странное чувство испытываю. Со мной что-то происходит, я не могу объяснить этого, пап. Или могу… Знаешь, будто музыка – как вода. Будто она исцеляет. Как-то даже легче на душе стало.
В течение следующих сорока минут звучали разные классические произведения. На всем протяжении этого своеобразного концерта лицо Алины не покидали легкая грустная улыбка и печальный взгляд. Девушка слушала молча и не отвлекалась на вибрации смартфона. В палату вошел Андрей Александрович. Аделина сначала даже не пошевелилась, пока врач не поздоровался с ней:
– Аделина, день добрый еще раз.
– Здравствуйте. – Аделина все еще смотрела на папу и медленно приходила в себя.
– Можете пока отойти, я осмотрю вашего отца?