Соломенная кукла
Шрифт:
– Вы сердцеед, Крылов?
– Нет, несчастный человек!
– отвечаю я.
– Три брака позади, а всё равно тоскую без настоящей любви!
– Похоже, ты поэт, Василий!
– говорит Тихая, улыбаясь.
– А я думала, пень пнем! Не зря я с тобой целовалась!
Теперь уже смеюсь я. Этак, она в меня влюбится!
Серпуховской фольклорный фестиваль оказывается обычным туристическим городком из матерчатых палаток, внутри которых все, кому не лень, показывают
Мы не остаемся в стороне от подобного развлечения. Вначале настороже, я прихожу к тому, что опасности нет, расслабляюсь и покупаю Тихой мороженное. Им она умудряется испачкать мне все лицо. Я не сержусь, и она делает вид, что довольна моим подарком: кулоном, сережками и колечком.
Запоминается чудак, вызвавший у нас много веселья: он довольно хорошо играет на саксофоне, вычурно кривляясь под лучами цветных фонариков. Маргарита смеется над ним до икоты. Я даю выжившему из ума музыканту бумажную купюру.
Ближе к утру мы находим возле реки простенький тент. Под ним слабенько светится аккумуляторный фонарь. Бросив немного мелочи в жестяную банку так, чтобы она брякнула, я оживляю фигуру женщины в лохмотьях. Она поворачивается на звук, и вместо приветствия, принятого на фестивале, шипит, как змея или животное. Мне становится не по себе, хорошее настроение пропадает, хочется идти дальше. Но из любопытства я спрашиваю:
– Чем занимаетесь?
– Судьбу, узнай свою судьбу!
– воет она и трясёт зажатой в кулаке соломенной погремушкой. Трудно связать игрушку с известной куклой, однако я решаю посмотреть лучше. Женщина не реагирует на мое приближение, но когда я касаюсь её пальцев, она опять шипит и поднимает лицо. Мы видим, что веки у неё сшиты нитками. Выглядит это ужасно.
– Кто вы? Что с вами сделали?
– изумленно спрашиваю я женщину.
– Убирайся, убирайся! Получи предсказание и уходи, не беспокой Силу!
– вместо ответа она громко кричит и кидает в меня, взяв из грязного пластикового ведра, свернутый в трубочку листок бумаги. Я тут же отбрасываю ее "подарок" в воду, и мы отходим в сторону.
Понятно, что женщина безумна, и не может находиться здесь в одиночестве. Мне следует вызвать наряд полиции, доставить женщину в отделение. Выяснить ее историю, кто за ней присматривает. Я достаю телефон.
– Что же вы записку не прочитали?
– интересуется Маргарита.
– А мне еще в армии капеллан сказал: при любых обстоятельствах веруй в Бога и выполняй свой солдатский долг. С тех пор так и живу! К чему мне глупые предсказания?- объясняюсь я.
Служители закона отвечают на мой звонок, и наряд медленно, но уверенно начинает пробираться сквозь толпу в нашу сторону. У меня возникает мысль, что необходимо обострить ситуацию. Возможно, так наш "улов" будет больше. Я направляюсь к сцене, находящейся по центру городка, усаживаю Марго на скамейку в первом ряду зрителей, а сам запрыгиваю на подмостки к ведущему, колоритному байкеру с микрофоном.
– Сейчас
– Нет, "Синеву" ты петь не будешь! Уже исполняли, хватит на сегодня!
– говорит он, не желая отдавать мне микрофон.
– Но я не пел!- настаиваю я, стараясь говорить так, чтобы нас слышали зрители,- хочу посвятить песню члену вашего клуба, другу с татуировками "Сыны Анархии"! Музыкальный привет от ...- я называю клуб, куртку которого ношу. В этот момент выступающая группа из трех клоунов, используя пары бензина, пускают изо рта пламя прямо в нас. Брови ведущего слегка страдают от огня. Он со злостью в голосе делает клоунам замечание и говорит мне:
– В нашем клубе с такими наколками, как ты описал, никого! У нас строго с символикой!
– Исключения бывают, у меня же нет наколок клуба!- настаиваю я.
– Тебе зачем?- возражает ведущий.
– Я тебя на турнире видел, да и в интернете твоих роликов хватает. Но не все такие известные! Своих, я маркирую лично! С лица не упомнишь, не ведомости же заводить! Если бы я татуировки "Сынов" на коже видел, обязательно запомнил! Отвечаю, нет таких, ищи друга в другом месте!
– Ладно, - говорю я, - нет, так нет! Давай, братуха!
– Ну, давай,- говорит он, подставляя ладонь под шлепок.
Я спускаюсь со сцены, становлюсь на виду и с напряжением наблюдаю за движением вокруг себя. Если нужные мне байкеры слышали меня, то наверняка захотят свести счеты. Тогда полиция задержит их!
А ведущий меж тем передает микрофон первому из клоунов. Он выпускает изо рта очередной сноп огня и объявляет:
– А теперь, как обещали, сюрприз! Мы хотим представить шоу нашей эстрадной труппы, в котором выступает...,- по его знаку второй клоун, стоящий в глубине сцены, выталкивает на свет прожектора фигуру и снимает с нее черный плащ, - несравненная Виола! Дорогие зрители, слушаем хит "Оладушки", хлопаем!
Я вижу Ирину Бочковскую в концертном костюме, и на секунду теряюсь. В это мгновение по сцене пробегает отблеск мигалки подъехавшей полицейской машины. Заметив её, клоуны начинают себя странно вести, а Ирина озирается, словно не может понять, где она. "Оладушки", "Одадушки"!- вопят пьяные зрители. У певицы на щеках появляются слезы. Тихая вскакивает с места, взмывает в воздух балетным прыжком и опускается на сцену возле Бочковской. Крепко обнимает ее, прижимает к себе и шепчет на ухо что-то успокаивающее.
Я прихожу в себя и тоже бросаюсь на сцену, к девушкам. Машина полиции рявкает сиреной. Ведущий шоу и зрители в недоумении вращают головами, пытаясь понять, что происходит. Тогда, как уж у нас повелось, гаснет свет. Я крепко выражаюсь. А неизвестные хулиганы поджигают петарды и фонтаны, ожидающие под сценой закрытия фестиваля. Со страшным грохотом, бенгальскими огнями и улетающими в небо ракетами вспыхивает пожар. Возникает паника и сопутствующая ей давка. Я беру девушек под руки и бегу вместе с ними в поисках безопасного места куда-то в сторону, по пути отбиваясь от клоунов, а возможно обычных паникеров, пока мы не спасаемся.