Соломенное сердце

Алатова Тата

Даня рвано выдохнул, закашлялся, прижав руки к груди.

Смотреть на Полю было страшно — кошмарное рычание все еще звучало в его ушах. А вдруг вместо юного девичьего лица он увидит волчью пасть с острыми ощерившимися зубами?

А вдруг она однажды решить сомкнуть их на его горле?

Ни одно человеческое существо не способно издавать такие звуки.

— К муннам такие знакомства, — выдохнула Поля. — Ты видел его хвост? А когти?

— Хвост? — губы плохо его слушались, однако Даня искренне порадовался ее словам. Осторожно покосился назад и обрадовался еще больше, не обнаружив за собой

клыков. Ошеломленная, Поля сидела на спальнике, вцепившись побелевшими пальцами в его ткань. В округлившихся глазах мерцали хищные оранжевые искры — подобно закатным отблескам в голубом небе.

Даня осторожно пригладил наэлектризованные Полины волосы, пытаясь успокоить.

— Я не видел никакого хвоста, — признался он.

Ущелье притихло, не атаковало его больше мороками, не запугивало скелетами воронов и не завывало на все голоса.

— Ледяное чудище, — пояснила она, — прозрачное, с кроваво-алым сердцем внутри и лицом каменного истукана. Такое ощущение, что его собрали по кусочкам из скал, снегов и… кого-то живого. Я даже испугалась.

Даже испугалась!

С нервным смешком Даня перебрался на другую половину спальника, поковырялся в своем рюкзаке, нашел небольшую кружку и начал размешивать печенье в воде. Придется лопать тюрю, как беззубому старику. Но без еды он долго не протянет — при таких-то потрясениях.

— Удивительная гадость это печенье, — прокомментировала Поля, наблюдая за ним.

— У нас еще есть сыр, яблоки и вяленое мясо.

Она достала яблоко, захрумкала. Даня протянул ей ломоть сыра.

В прохладной воде печенье отказывалось растворяться, и он машинально крошил его ложкой, приходя в себя от произошедшего.

Проклятые к проклятым? Это еще что значит?

Ну, с Даней-то все понятно. А Поля?

Сейчас, когда оранжевые искры исчезли из ее глаз, она выглядела беззащитной и милой. Немного потрепанной после долгого пешего перехода и встречи с ледяным чудищем. Сонно моргала, зевала, прикрывая рот ладошкой.

Она была человеком, который то и дело пересекал Гиблый перевал, и не собиралась терять самообладание так уж легко. Даня не сомневался, что сон ее будет глубок и крепок, а вот ему предстоит ворочаться и страдать — затягиваясь, рубцы причиняли мучения.

***

Странно было укладываться спать при сером сумеречном свете то ли хмурого дня, то ли раннего вечера. Но тут не было ночи и не будет утра, поэтому выбирать не приходилось. Поля сложила ладошки под щекой — так в детстве няня учила и самого Даню. Спальник был просторным, но не бескрайним, и Даня легко касался ее колена. Не слишком навязчиво, но это добавляло ему спокойствия.

Густые пшеничные ресницы отбрасывали тени на ее лицо.

— Это ты его позвал, да? — спросила она, не открывая глаз, когда Даня перестал возиться и притих, баюкая свою боль.

— Кажется, да, — подтвердил он, — попытался договориться с ущельем… Кто знал, что явится такое безобразие.

— Как ты начал разговаривать с духами?

— Старый горт моей обменной семьи ни в какую не принимал меня, он скорбел по мальчику, который умер, и не хотел другого вместо него.

— Духи дома привязываются к людям? — удивилась она.

— Иногда. Если к ним уважительно относятся поколение

за поколением. Знаешь, что значит для пятилетнего ребенка, когда горт против тебя? Что твоя кровать всегда будет холодной и мокрой, еда горелой и пересоленной, шнурки будут завязываться друг с другом, посуда падать тебе на голову, а одежда то и дело рваться. Мои обменные родители, хоть и не любили меня поначалу, не хотели мне зла. Они пытались задобрить горта, приносили ему дары, уговаривали, но я все равно постоянно болел, весь был покрыт синяками и всегда ходил голодным. Однажды я чуть не умер, когда на меня опрокинулся котелок с кипятком… Ожоги очень долго пришлось выводить, и стало понятно, что мне или придется покинуть этот дом, или как-то договариваться с гортом. Отец нашел старика в соседней деревне, он и учил меня. А потом… мне было тринадцать, наверное, когда я призвал шайнов.

— Ты хотел умереть? — ее ресницы взметнулись, Поля непроизвольно придвинулась ближе, вглядываясь в его лицо. Покрытое уродливыми волдырями и рубцами, чтоб его.

— Не я, — Даня сглотнул, вспоминая те черные, наполненные горем дни. — Моя младшая сестра Соня попала под колеса трактора и так сильно пострадала, что доктора даже не могли избавить ее от мучений, не говоря уж о том, чтобы исцелить. И отец попросил меня… помочь ей уйти.

Поля не стала ужасаться, только опустила на мгновение взгляд, а потом снова посмотрела на Даню в упор:

— Нельзя призвать шайнов для другого человека. Духи смерти приходит только тогда, когда ты зовешь их для себя.

— Так говорят, — угрюмо ответил он. — Но на самом деле — можно. Вопрос только в цене. Всегда вопрос только в цене, Поля.

Она кивнула, рассеянно перебирая его волосы. Так гладят кошку, а не мужчину.

— Отец не простил меня, — закончил Даня со вздохом. — Или себя. В любом случае, я все время напоминал ему о решении, которое пришлось принять. Поэтому скоро я уехал.

— Куда?

— На карьеры… Твои глаза как голубой гранит до того, как его отполировали. Завораживает.

Поля неуверенно улыбнулась, не зная, как реагировать на такое странное сравнение. Спросила тихонько:

— Что ты делал на карьерах? Неужели работал на добыче камня?

— Не, там была маленькая школа, где учили договариваться с итрами, духами гор. С вассами, речушек хватало. Учили отгонять муннов, чтобы они не разносили повсюду сплетни и ссоры. Нас, подростков, было с десяток — все такие же неприкаянные, как и я. Настоящее пиршество для муннов, знаешь ли. Ну а потом я слонялся туда-сюда, болтался по Плоскогорью, нигде подолгу не задерживаясь.

— Пока не схлопотал проклятие, да? — она робко тронула ожог на его верхней губе.

— Пока не схлопотал проклятие, — он перехватил ее руку, прижал к своей груди.

Поля очень уютно вздохнула, снова закрывая глаза.

— Это пройдет? — спросила невнятно, уже засыпая.

— Надеюсь, — отрешенно произнес Даня, бездумно глядя на серый туман вместо неба. Он сделает все возможное, чтобы прошло. И, скорее всего, невозможное тоже.

А проснувшись, Даня почувствовал, что у него волосы встают дыбом: вместо Поли рядом с ним спала крупная волчица, и ее огромная лапа тяжело лежала на его груди.