Шрифт:
ТОМ 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Волк стоял на опушке, матерый и сильный. Его крутолобая голова на толстой шее неподвижна, шевелились только ноздри — он принюхивался к замершему в трех саженях от него человеку. По крупным мускулам спины пробегала дрожь, шерсть на загривке вздыбливалась, темная пасть сверкала белыми клыками. В вечернем сумраке с леденящей искринкой, зло поблескивал единственный
Нападать первым волк не решался. Не двигался и человек. Он чувствовал, что зверь уже встречался раньше с людьми. Его не спугнешь свистом и улюлюканьем. Поэтому схватка для измученного, еле державшегося на ногах человека не предвещала ничего хорошего — в руках у него был пустой, без единого патрона наган. Последние заряды он израсходовал сегодня на рассвете, когда отстреливался на чужой заимке от милиционеров. Так стояли один против другого на потемневшей от апрельских отталин дороге человек и волк.
И в тот момент, когда зверь угрожающе клацнул зубами и осторожно сделал первый шаг, человек, крепко стиснув в руке револьвер, вдруг решительно пошел на него. Глаза человека из-под широких прямых бровей, не моргая, глядели в волчий глаз. С каждой секундой наливались и каменели мышцы. Кто — кого! Но волк уже почувствовал силу человека. Ноги его пока переступают
— Ладно уж, оборачивайся… Окна? Можно завесить.
И вдруг ее смущение и игривость пропали, в глубине больших темно-синих глаз промелькнул испуг. Она дрогнувшим голосом тихо спросила:
— Значит, ты все еще скрываешься? Тайно пришел?
Невольно покосилась на дверь, стала торопливо вешать на окна шаль, серое больничное одеяло, простыню. Аркадий помогал ей. Когда закончили драпировку окон, тут же опустились на стулья друг против друга. Аркадий успокаивающе стиснул ее руки.
— Откуда же ты явился, Аркаша? И надолго ли? — озабоченно спросила Лариса.
— Издалека, Лара. — Лицо его отвердело, широкие густые брови дрогнули и плотнее сдвинулись к переносью.
— Что в селе? — спросил он, немного погодя.
— Отца Андрюши Полушина повесили, дядю Кузьму.
Аркадий кивнул:
— Знаю. Позавчера еще узнал.
— Милиционера оглоблей ударил. Тут такое было!
— Настроение как? Что мужики говорят?
— А я, Аркашенька, не знаю. Не интересуюсь я этими делами.
— У нас дома как?
— Ничего, все живы-здоровы. Вчера матушку твою видела. Очень постарела она. Из-за тебя переживает.
Аркадий поднялся, прошелся по комнате. Уж он-то знает мать. Знает, что ночами не спит, думает о нем: не простудился бы, вовремя бы поел, не переутомился бы, сидя по ночам за книжками. Добрая, заботливая мать. Если бы она знала хотя немного из того, как он жил этот год! И хорошо, что не знает…
— Лара, не могла бы ты помочь мне разыскать Ивана Тищенко? — остановился Аркадий.
— Конечно. Правда, его что-то давно не видно.
Аркадий положил руку ей на плечо, заглянул в глаза.
— Иван скрывается, как и я. Пойдешь к ним домой, постарайся незаметно вызвать его брата Алексея и скажи, что мне срочно нужно увидеть Ивана.
— Хорошо, Аркаша, я сделаю, — торопливо согласилась Лариса. Она накинула на плечи шубу-борчатку, потянула с вешалки большую кистчатую шаль. — А ты отдохни пока.
Аркадий кивнул. Да, он ужасно устал. Отдохнуть надо. Он уже забыл, когда и спал-то по-человечески.
Но, проводив Ларису, Аркадий не прилег, а по давнишней учительской привычке задумчиво зашагал по комнате. Вот он снова в родном селе. Ушел отсюда в семнадцатом году, когда их с Иваном Тищенко избрали в Каменский уездный совдеп, а вернулся только сейчас — через полтора года. Вернулся, чтобы начать все снова. Правда, он уже не тот, каким входил в революционную работу. Многому научили его восстание чехословацкого корпуса в конце мая прошлого года, арест и расстрел Каменского совдепа и, главное, год скитаний по селам и крестьянским заимкам. Только сейчас по-настоящему почувствовал он пульс жизни в полную силу. Узнал людей самых разных убеждений. Еще зимой многие из зажиточных мужичков ждали манны с неба, а сейчас уже начали припрятывать свой хлебец. На безоблачном небе, которое нарисовал новоявленный правитель в своем первом обращении к народу, давно начали собираться грозовые тучи. За последнее время все чаще вспоминал слова Ивана Тищенко: в народе, что в туче — в грозу все наружу выйдет. Выйдет, обязательно выйдет. За этим он и пришел в родное село…
В окно тихо постучали. Аркадий насторожился: по направлению к сеням послышались торопливые женские шаги. Он открыл дверь.
Лариса, разрумянившаяся от легкого морозца, вбежала в комнату. Стащила с головы шаль, подошла к Аркадию:
— Тебе повезло, Аркаша. Завтра Иван придет мыться в бане, и Алексей ему обязательно передаст твою просьбу… Алексей обрадовался, когда узнал, что ты пришел. Но, говорит, сегодня Ивану никак сообщить нельзя. А завтра придет сам.
— Хорошо. Спасибо, Лара. — Он принял у нее шубу, шаль, повесил на гвоздь около двери. — На улице ничего не заметила?
— Нет, все спокойно. Никого не видела… Я сейчас шла и думала: какая я дура — ты, наверное, голодный, а я побежала, даже не покормив тебя.
Аркадий притянул Ларису за плечи к себе, поцеловал в лоб, как целуют маленьких детей.
— Я не хочу есть. Спать хочу.
Лариса виновато взглянула на его красные набрякшие веки. Кинулась к кровати, взбила подушки, разбросила одеяло с накрахмаленным пододеяльником.
— Вот, ложись.
Аркадий сел на табурет, с трудом стянул сапоги. Лариса стояла и смотрела с молчаливой жалостью.
— Ноги мыть будешь?
2
вперед, но туловище уже дрогнуло. Еще мгновение — и серый не выдержал, сделал короткий скачок в сторону.
Человек облегченно вздохнул, вытер ладонью крупные капли пота со лба и тяжелым шагом вошел в сосновый бор. А часа через три, когда ночь окончательно укутала черной шалью землю, человек подошел к Усть-Мосихе и вдоль цепочки тополей стал пробираться к приземистому бревенчатому домику на берегу широкого пруда. Не дойдя до домика, он остановился, чутко вслушиваясь в тишину спящего села. Где-то сзади запоздало тявкнула собака, послышалось хлопанье крыльев, спросонья закудахтала курица, в соседнем пригоне тяжело вздохнула корова. И опять — тихо. В домике горел свет — только этим он и выделялся среди длинной и однообразной шеренги строений улицы. Это, видимо, и беспокоило больше всего пришельца. Он стоял долго, словно решая, что ему делать. Потом круто повернул к центру села.