Соловей для черного принца
Шрифт:
— Глупая, глупая Летти! Он же мечтала о богатстве, о том, что покорит Лондон! Но маркиза Грэдфил?! Куда смотрела она?
— Маркиза… — тетя презрительно покачала головой. — Боюсь, эта актриска хорошо сыграла свою роль. Никто не догадывался, что она во всем потворствует своей протеже.
— Но ведь если бы это открылось, как впрочем, и случилось, маркиза навсегда бы погубила свою репутацию и осталась без заработка. Зачем ей так рисковать?
— Это только подозрения Элизабет. Но ты знаешь миссис Тернер! Ее здравомыслию можно
— Но вы намекнули, что она обручена.
— Да, обручена. Даже для такой дурехи нашелся свой дурак, — мрачно пошутила тетя. — Некий мистер Саливан Эбинкротворт, потомственный торговец, мясник в третьем поколении…
— Немыслимо… — выдохнула я, с ужасом представляя то невыразимое состояние бешенства, в котором должна пребывать Летти после помолвки с таким оригинальнейшим субъектом. Мясник! Самое страшное наказание, какое она навлекла на себя своей ветреностью.
— Вдовец. Доход восемьсот фунтов в год… — изрекла тетя с каменным лицом.
— Ну, хоть это утешит Летти.
— И четверо детей, — добавила она все тем же бесстрастным голосом.
— О! Повезло, что я могу еще сказать…
— Твой сарказм неуместен, Найтингейл, — строго одернула тетя. — Дом соединен с лавкой! Там стоит невозможное амбре! Бедняжка Элизабет оказалась настолько чувствительна к мясным испарениям, что лишилась чувств, во время визита к мистеру Эби… Эбикров…В общем, между нами, дорогая Роби, мы будем величать этого «мясного жениха» — просто Саливан!
— Пусть будет «просто Саливан»! — улыбнулась я, но тут же нахмурилась — Когда назначена свадьба? Очень надеюсь, что за это время Летти свыкнется с удручающей мыслью, что станет женой мясника и уже в таком юном возрасте матерью четверых детей.
— Он все еще носит черную ленту по своей первой жене. И траур истекает только через три месяца. Как пишет Элизабет, этот Саливан не собирается выжидать хотя бы приличествующий месяц, а требует сыграть свадьбу сразу же. Так что дату назначили на октябрь.
— Шустрый малый! — усмехнулась я, вызвав грозный взгляд тети.
В скором времени я распрощалась. Провожая меня, и тетушка, и Финифет одобрительно отозвались о моей пшеничной кобыле. Это порадовало меня, так как боялась, что им могло не понравиться то, что я разъезжаю верхом по Гарден-Роузу.
Я направила Дамми рысцой вдоль речки по привычной для меня дороге. И хотя лошадь явно жаждала стремительной скачки, я не гнала ее.
— Потише, потише Дамми, — ласково увещевала я ее, похлопывая по загривку. — Тут столько кочек, ям, скользких оврагов и болотных топей… мы же не хотим неприятностей.
И, кроме того, под легкую рысь лучше
Думая о Виолетте, я невольно сравнивала себя с ней. Я боялась, что, проявив несдержанность в чувствах и слабость характера, тем самым дала Дамьяну право считать меня такой же легкомысленной особой, как и Летти. А слабостью можно воспользоваться, как сказал Дамьян, чтобы разоружить врага, подорвав его волю и дезориентировав.
Если честно, я не видела смысла в нашем противостоянии. Если только Дамьян не верит в мой отказ от наследства или же боится, что граф Китчестер поступит так, как поступал всегда — по-своему. Тогда единственный способ для него получить Китчестер — жениться на мне. От этой мысли мне стало неуютно. Вот уж не думала, что стану жертвой охотника за приданным!
За ужином, как и накануне вечером, присутствовала только женская компания. Я, Жаннин, мисс Рассел и в этот вечер нас почтила своим обществом леди Редлифф. Все это «беспокойное» время с того вечера, когда приказала Эллен показать мне часовню, она не выходила из своей комнаты, набираясь сил, после приступа дочери.
— Ее истерики убийственны! — мрачно объявила старуха вместо приветствия. — Она абсолютно не думает о других. Выдержать еще раз подобный страдальческий приступ — это выше моих сил!
В следующий миг леди Редлифф обратила на меня суровый взгляд и потребовала точного рассказа о том, что произошло в часовне. И особенно она расспрашивала о поведении Эллен, желая услышать о каждых ее словах и действиях. Я же не собиралась навлекать на бедную женщину еще больше мучений и заявила, что память подводит меня, так как испытанный ужас вытеснил из моей головы все детали происшествия. Элеоноре пришлось довольствоваться кратким пересказом, хотя она дала понять, что не верит в мою выборочную потерю памяти.
— Из-за истерии Эллен мы все совершенно забыли про тебя! — завершая разговор, с ноткой шутливости воскликнула она и, протянув через стол руку, сжала мои пальцы. — Ты слишком недолго находилась среди нас, чтобы кто-то мог побеспокоиться о тебе! Омерзительная была бы картина, если бы викарий воскресным утром обнаружил тебя полумертвую или мертвую, что весьма усложнило бы дело, подпиравшую дверь часовни своим телом. Это бы испортило службу. А я не люблю, когда что-то выбивается из общего порядка.