Соловей для черного принца

Левина Екатерина

Я легла в кровать и сразу же погрузилась в сон. Всю ночь мне снился утренний укутанный туманом луг, и Дамьян, несший меня на руках. Он крепко прижимал меня к груди и говорил безумные, сумасшедшие слова. Те самые слова, которые так глубоко потрясли меня, которые заставили бежать в страхе от этого человека. Я помнила каждое слово, каждый момент того разговора на лугу. И этой ночью, заново переживая его, я жаждала вновь оказаться вместе с ним в утренней дымке, среди мокрой от росы травы, и услышать эти пугающие и в то же время такие сладкие слова. Не знаю, кого я молила бога или дьявола,

но я просила, чтобы эти слова оказались правдой. Если бы я только могла признаться себе, насколько сильно я хотела верить ему!

ГЛАВА 19

Утром я проснулась рано. Первые лучи только начинали согревать комнату, разгоняя ночную прохладу. Я встала не сразу, а некоторое время лежала, рассматривая черные подпалины, когда-то оставленные свечой на занавесях балдахина. Я думала о вчерашнем вечере, о непонятных ощущениях, нахлынувших на меня, о Дамьяне.

И все же мне хотелось гнать от себя мрачные мысли. Меня ждало столько неизведанного! Сейчас я могла лишь изучать и наслаждаться каждой минутой проведенной в Китчестере. Только это было главным. И еще дед! Он пригласил меня сюда, он хотел меня видеть. Во мне теплилась надежда, что я ему искренне нужна. Я должна верить этому. Все остальные ничего не значили.

Я позвонила. Пришла женщина в белоснежном накрахмаленном фартуке и таком же чепце. Она принесла кувшин с теплой водой, который занесла в уборную. Быстро умывшись и заколов волосы шпильками, я надела синюю суконную юбку с небольшим турнюром, легкую блузу в бело-синюю полоску и на ноги серые прюнелевые туфли.

Как объяснила служанка, когда я стала расспрашивать ее, завтракали в любое время с половины восьмого до десяти. Еду брали в кастрюльках и блюдах, стоящих на сервантах. Чтобы не пришлось вторично разогревать, кастрюльки ставились в глубокие чугунные емкости с решеткой, в которые клали немного угля для поддержания тепла.

Несмотря на то, что время было около восьми, за столом напротив друг друга сидели Дамьян и Джессика. Я обратила внимание на равнодушный и слегка презрительный взгляд, которым Дамьян удостаивал ее. Джессика тоже замечала этот взгляд, но ее реакция была неоднозначна. Что изображало ее лицо — досаду, злость, разочарование или даже ненависть?

Дамьян развернулся ко мне всем торсом, поставив локоть на спинку стула и подперев рукой голову, уставился на меня. А Джессика приняла загадочно-обиженный вид, дав понять, что я своим вторжением в их тет-а-тет нарушила чрезвычайно личный разговор.

— Доброе утро, — сказала я и почувствовала, что мой голос трещит, как яичная скорлупа под пальцами мисс Рассел. Закрыв рот ладонью, я кашлянула и пересекла комнату, подойдя к сервантам. Дамьян все еще смотрел на меня. Моя спина начала предательски изнывать, чувствуя его пристальный взгляд.

— Ты рано! — вместо приветствия отозвалась Джессика, очистив яйцо и намазывая на тонкий кусочек хлеба масло, — Не терпится обследовать будущие владения?

— Это мой обычный режим.

— Ах, да, школьные привычки.

Проигнорировав эту поддёвку, я изучила содержимое кастрюлек. И хотя мне было все равно чем завтракать, я долго стояла у серванта, накладывая в натертое

до блеска оловянную тарелку еду. Спина нещадно горела, как будто Дамьян решил прожечь во мне дыру. Я чувствовала, что он смотрит на меня. И не могла заставить себя развернуться, отойти от серванта и сесть за стол рядом с ним. Там я уже не смогу спрятать горевшее лицо.

Положив на блюдце вареную фасоль, яйцо и нарезанные помидоры, я все-таки повернулась и, к моему изумлению увидела, что Дамьян вовсе не занят созерцанием моей персоны. С правой стороны от него лежала сложенная в четверть газета, которую я заметила только сейчас, он склонился к ней и, приподняв верхний лист ладонью, читал. Я почувствовала себя полной дурой. Надо как-то умерить воображение, а то мое поведение становится просто абсурдным!

За столом никто не разговаривал. Когда Джессика пила чай, доложили, что коляска ждет ее.

— Не понимаю — нетерпеливо сказала она, отодвигая блюдце с разломленным кусочком кекса и чашку чая, — что за срочность с этим письмом. Леди Редлифф могла вполне дождаться почтальона, а не посылать меня в Солсбери.

— Может быть, там какие-то изменения в связи с собранием попечителей, — предположила я.

На это Джессика грубо фыркнула и поднялась.

— Вот уж дудки! Далось ей это собрание. Просто старушенция не упустит лишний раз показать свой скверный характер. Надеюсь, я там не задержусь.

Зато у тебя самый ангельский характер, хмыкнула я про себя, наблюдая, как, направляясь к выходу, Джессика раскрыла сумочку и вынула оттуда серебряный портсигар. Зажав его в длинных пальцах, она махнула нам, а точнее Дамьяну, и скрылась за дверью. Через пару минут вышел и он сам. За все время Дамьян не проронил ни слова. Когда он проходил мимо, я обратила внимания, что из завернутого голенища сапога опять торчит рукоять хлыста, обвитая кожаными лоскутами. Он когда-нибудь расстается с ним? Даже с утра хлыст уже при нем! Не удивлюсь, если он кладет его под подушку на ночь.

Дедушкину комнату я отыскала быстро. Ничего не изменилось с тех пор, как я побывала здесь в прошлом году. Все та же скудная обстановка. Правда медвежья шкура у камина была основательно подпалена и зияла черными проплешинами. Дед был уже одет в привычный зеленый сюртук и заканчивал завтрак. Он уминал горячую булочку, запивая ее покрывшимся перламутровой пленкой чаем. На подносе высилась внушительная горка скорлупы, и я ужаснулась, представив, сколько могло быть яиц. Заметив мой нахмуренный взгляд, дед расхохотался, но тут же поперхнулся и закашлялся.

— Вы хотя бы прожевали, а потом уж давали волю эмоциям! — пожурила я его.

Я постучала его по спине, и когда он откашлялся, села в кресло-качалку. С багровым лицом и слезящимися глазами, согнутый пополам, он выглядел таким беспомощным. Мне захотелось вдруг защитить его и заботиться, как о малом ребенке. Я усмехнулась про себя, если бы старик сейчас знал, какие мысли приходят мне в голову, он бы обрушил на меня все мыслимые и немыслимые проклятия. Разве можно сравнивать графа Китчестера с малым дитем?! Я развеселилась. Дед, уже придя в себя и опять накинувшись на булочку, заметил мое оживление.