Соловей и кукушка
Шрифт:
— Революция — это так ужасно! — закатывала глазки тётушка Фаустина. — Наш народ добрый, верноподданный. Это точно вражеские шпионы мутят воду…
— Любите эклеры? — тихо спросил меня Ролдао.
— Да.
— Это свинство, а не народ! — возмущался дон Лаудалино. — Грязь под ногтями и ничего больше! Повесить каждого десятого, и всё закончится. Мы слишком много носимся с ними, либеральничаем…
Принц положил мне разных сладостей.
— Ты телеграфировал в Дуэцию, чтобы присылали гвардейцев? — поинтересовался король, потерявший, к счастью, ко мне всякий
Ролдао обернулся к отцу. И вдруг усмехнулся. Я никогда раньше не видела на его лице такого выражения и невольно вздрогнула. Азарт. Жестокость. Уверенность в себе. Что-то ужасно хищное.
— Этого не понадобится, — ответил принц.
— Уверен? — король хмуро отправил в рот поджаренный кусочек хлеба.
— Конечно.
А я вдруг подумала, что Ролдао родился не в своё время. Ему нужно было появиться на свет веке в двенадцатом, когда шли бесконечные кровопролитные войны с андурийцами. Или в пятнадцатом, в эпоху вольных капитанов… Принцу явно было скучно в наше спокойное время мирных переговоров.
— А правда, что вы занимаетесь введением в армию подводных лодок? — спросила я его, когда он провожал меня по тёмным аллеям обратно домой.
Ролдао повернулся ко мне.
— Да, — признался так равнодушно, словно речь не шла о государственной тайне. — Правда, пока инженерные разработки оставляют желать лучшего. Нам очень не хватает вашего отца, Ирэна. Это был гениальнейший инженер нашего времени. Собственно, он и начал разработку этих машин. Впереди нас ждёт война. Лет через восемь или десять. Самая грандиозная и кровавая из всех, что видел мир. И мы должны к ней очень хорошо подготовиться, если не хотим проиграть.
— Это пророчество? — изумилась я.
Наследник рассмеялся.
— Это данные разведки, Ирэна. И да, в чём-то пророчества. Только мы называем их прогнозами. Прогнозами военных аналитиков. А сейчас разрешите пожелать вам спокойной ночи. Если услышите шум, не пугайтесь. Это мы немного пошалим.
У моего дома нас встретил денщик с вороным жеребцом принца в поводу. Ролдао поклонился и поцеловал мою руку.
— Почему — лошадь? — вдруг спросила я.
Он непонимающе глянул на меня, а затем сморщил губы в улыбке.
— Люблю их.
— Я приду, — прошептала я, развернулась и ушла к себе.
А у самой двери оглянулась, любуясь тем, как тонконогий жеребец уносит героя моих детских грёз в темноту.
Ночью я проснулась от грохота и увидела отголоски зарева в окнах дворца. Я сначала подумала, что это гроза, но потом догадалась: артиллерия. Я открыла окно, завернулась в одеяло и села на подоконник, вслушиваясь. И не спала до рассвета, вздрагивая при каждом раскатистом грохоте. Ко времени, когда небо начало сереть, всё стихло. И тогда вдруг проснулся и запел какой-то сумасшедший соловей. А я заплакала.
Не люблю войну.
Ненавижу насилие.
И пушки — тоже не люблю.
Утром я проснулась от взбудораженного голоса принцессы.
— Вставай! Быстрей, ну же! Я столько камушков бросила в твоё окно, что удивительно, как не разбила витраж. Вот
Я открыла глаза, пытаясь не зевнуть во всю ширь.
— Сандра?
— Ну, конечно, а кто ещё?
Принцесса взбудоражено защёлкала пальцами, а затем захихикала:
— Я хотела тайно, но пришлось требовать у служанки меня пропустить. Ну у этой, толстой с рыжеватыми волосами. Как её зовут? Я сказала ей, чтобы она никому не говорила о моём визите. Как думаешь, не скажет?
— Ты помирилась с Альваро?
— Да! — расцвела девушка. — Я ночью пришла к нему, и мы поговорили. Мне понадобилось всё моё красноречие, чтобы убедить его, что я безопасна, и, хотя в то же время я — Сандра, но в это же время я — Аль.
Я удивлённо покосилась на неё. Боже, зачем?!
— А ко мне пришла, чтобы…
— Ну ты же обещала посмотреть, как я летаю — счастливо рассмеялась Алессандра. — Сегодня я — лечу.
— Сегодня?
Боюсь, что произнесла я это совсем не радостным голосом, но принцесса ничего не заметила. Она закружилась по комнате, пританцовывая.
— А ты уверена, что… Ну что этот ваш аппарат… ну что он доделан? — холодея прошептала я.
— Самолет. Представляешь, мы придумали ему название. Ну, вроде как он сам летает, понимаешь? В Ингварии уже делали такую штуку, там пилот двигал специальными палками, и те складывали и распрямляли крылья. Нечто вроде велосипеда с крыльями. А у нас — крылья неподвижные, понимаешь? И мотор! Как на машине.
— Если так, то как машина полетит?
— Увидишь! Ну что, ты идёшь, наконец?
Я была сонная, вялая. Только-только поднималось солнце и, видимо, я проспала от силы часа полтора, а то и меньше. Наверное, меньше. Я покосилась на раннюю гостью. Принцесса была одета в кожаные штаны, куртку и высокие ботинки со шнуровкой. Глаза её блестели безумием лихорадки.
Я поспешно натянула брючный костюм, и мы вышли.
— Мы сегодня всю ночь дорабатывали конструкцию, — радовалась Алессандра. — А потом я сказала, что хочу позвать тебя. Альваро сначала был против, но я упёрлась. Это не дирижабль, который несёт ветер куда хочет, и это не шар… Это как…
— Он знает, что ты принцесса?
— Да не дай Бог, — фыркнула она. — Я не представляю, как он сможет смириться с тем, что я — дочь короля, если сам факт моего пола так его удручил.
— А что ты ему сказала, что упрямый механик согласился допустить меня до святыни?
Сандра чуть заалела.
— Я сказала, что ты — дочь дона Эстэбана. Ты не сердишься? — она виновато заглянула мне в глаза. — Знаешь, я бы всё на свете отдала, чтобы дон Атэйдэ мог увидеть наш полёт.
Ну, а раз дона Атэйдэ нет, то и его дочка сойдёт. Понятно.
Мы шли по росистой траве, по мокрым листьям облетающих каштанов, и Алессандра улыбалась счастливо как, мне кажется, может улыбаться только ребёнок. Было по-осеннему тихо. Роса дрожала в тонких паутинках.
Когда мы вышли к ангару, солнце уже залило луг тёплыми лучами. Я всмотрелась в самолёт, похожий на уродливую птицу. Как оно может полететь?