Соловей мне на ухо свистни

Ога Анна

И как же не хочется признаваться самой себе, но эта близость мне дух из тела выбивает.

Ядрен-батон! — Появилась из неоткуда Яга. — Это что за безобразие тут происходит?

Старуха протянула рогатину и как стукнет по спине Соловья, тот аж подпрыгнул от неожиданности.

— Ты что, спятила, старая? — Взревел он.

— Беги детё, я пока тут с ним разберусь, — продолжала избивать разбойника седая "амазонка".

— Да вместе мы, — взревел Соловей.

Старуха остановилась. Посмотрела сначала на него,

потом на меня, потом снова на него и плюнула на пол.

— Тьфу ты, не уж-то в сказке мужиков больше не нашлось, что ты с этим вот, триклятым связалась.

— Та не в этом смысле, непонятливая, попутчики мы, — держась за ушибленное место, рычал, как зверь.

И все ж правильно сказал, что ж так неприятно укололо?

— Аааа, — обрадовалась Яга. — Я уж думала окольцевал бедняжку. Вам разбойникам волю дай, так вы вмиг хорошую девку свободы лишите. Идемте, — махнула тростью она, — чаю хоть попьете.

Я поднялась с земли, обтрусила одежду от листьев и мелких веточек и, обогнув Соловья, проследовала за бабушкой.

Изба ее стояла у небольшого болота, в самой гуще леса, поэтому тропинка постепенно из земляной превращалась в грязевую. Ноги утопали в мерзкой холодной жиже, засасывая обувь. Так что под конец нашего короткого путешествия пришлось ее и вовсе снять.

— Обмойтесь, — указала она на колодец, — я только полы помыла.

Я последовала указанию хозяйки дома и привела свои ступни в порядок, а сандали оставила сушиться на крыльце. Соловей проделал тоже самое и догнал меня у дверей.

— Ну, проходите гости дорогие. — Провела нас внутрь старая. — Марта, чаю подай! — Крикнула она.

Из кухни на задних лапах вышла огромная волчица и вынесла две чашки с теплой жидкостью. Поставила их на стол и уселась рядом, с нескрываемым интересом разглядывая нашу пару.

— А баранки? — Уставилась на нее Яга.

Волчица, нехотя, поднялась с места и поплелась в кухню, виляя хвостом.

— Я служанкой не нанималась, — звякнула вазочка с угощениями, оказавшись на столе.

Мы с Соловьем заняли свободные места и принялись согреваться ромашковым чаем.

4.1

(Соловей)

— Ну, рассказывайте, — отхлебнула из чашки Яга, — что связывает такую чистую душу с неисправимым негодяем.

Ухмылка сама набежала на лицо.

— Что скалишься? Может еще спорить вздумаешь?

К чему спорить, старая верно говорит.

— Он не так плох, как ты думаешь, — скромно возразила Василиса и спрятала нос в чашке.

Она бросила на меня короткий взгляд и уставилась в стол.

Неужели она увидела во мне добродетеля?

— Еще как плох, вот увидишь, разобьет твое доверчивое сердечко на такие мелкие осколки, что не собрать и не склеить.

Егоза заглянула мне в глаза, будто искала в них опровержение слов ведьмы. Но я то знаю, что там нет

того, что она ищет. Старуха права. И от этого в груди жар опаляет сердце. Мои действия предрешены, и, возможно, они навсегда убьют в Васе все теплые чувства, которые только начинают зарождаться ко мне.

— Он мне помогает, — не отводила взгляда блондинка.

— Значит выгода есть, — не унималась старуха.

— Что ж ты его на чай позвала, если гад такой? — Откровенно разозлилась Василиса.

— Я тебя позвала, а если б этого не пустила, он бы дверь с петель снес. Оно мне надо?

Верно подметила, снова ухмыльнулся я.

— У меня заночуете, а завтра по делам пойдете, ни к чему на ночь глядя-то! Марта, — крикнула Яга.

В дом вбежала волчица.

— Постели ягодке на чердаке, — отдала приказ.

— А этому? — Махнула мокрым носом в мою сторону.

— А этот на кресле поспит, — сказала, как отрезала.

Я и не расчитывал на гостеприимство.

— Идем, милая, я покажу тебе твою кровать. Отдохнешь. — Бабка схватила своей костлявой рукой Васю за плечи и утащила наверх.

Я отхлебнул чаю и уставился в окно.

Слишком много мыслей в моей голове и все они противоречат самим себе. Слишком нелогичные и неуместные. Цепляются за мои извилины, и не выходят.

Я иду за курицей и точно знаю, что отдам ее Кощею. так почему я сам же не могу с этим смириться? Будто я конь на скачках и вот уже у финиша, а кто-то за вожжи тянет назад, не дает переступить линию, разорвать ленту.

— Погубишь ее, — вернулась старая, садясь напротив.

— Что еще видишь? — Спокойно спросил я.

— Все вижу, — сверлила меня взглядом, — вижу зачем увязался за ней, вижу, как предашь ее и как больно сделаешь.

— Раз ты такая всевидящая, то наверняка видишь и то, что это вынужденая мера, — таким же спокойным тоном произнес.

— А разве это имеет значение, когда твоему дорогому человеку плохо? — Уставилась баба.

— Ха, — вышло как-то фальшиво.

— И это вижу, прикипел, — скривилась в победной улыбке, — даже такие как ты, вязнут в любовном болоте. Обманывай кого хочешь, только не меня. Я тебя насквозь вижу, — тыкнула морщинистым пальцем в меня.

— Что ж не отговоришь ее?

Старуха тяжело вздохнула.

— У каждого свой крест в этой жизни. Каждый учится на своих ошибках.

Это слово "ошибка" глубоко засело в моей голове. Ковырнуло до мяса. И понимаю же, что так оно и есть. Но все равно тошно.

Ночь полноценно воцарилась над Сказкой. Звезды ярко сияли, переливаясь разноцветными огнями. Достал из заначки папироску и хотел уже было дело подкурить…

— Не спишь, — послышался голос Василисы за спиной.

Я оглянулся. Девушка, одетая в шелковую ночнушку, робко мялась у дверей, обнимая себя руками. Нервно задержал дыхание и с трудом отвел взгляд.