Соловушка НКВД

Мишаткин Юрий Иванович

– И сейчас милостиво допускаешь к своей персоне? Прими совет: сбрось вечером строгость – в ресторане она будет неуместна и тебе не к лицу. Не будь солдафоном, поухаживай за певицей, которая не теряет шарм, но не забудь и о моем присутствии… – Слушаюсь. – Прошу, а не приказываю.

Кутепов опустил голову, надеясь, что супруга перестанет поправлять, но Лидия точно завелась:

– Позволь сделать еще замечание. В последнее время с головой ушел в свой РОВС и совершенно позабыл о расширении кругозора, приобщении к искусству. Подчиненные судят о начальнике не только по умению командовать, но и по знанию

им новинок литературы, новостей культурной жизни. Специально для тебя напрошусь у Плевицкой на посещение ее концерта, буду расспрашивать о новостях в музыкальном мире – изволь слушать, мотать на ус, расширять кругозор.

Кутепов согласно кивнул, не желая вступать в спор, тем более что во всем был согласен с Лидией. Жена продолжала наставлять, превозносить тактичность, воспитанность Скоблина:

– Он не вымаливает, как другие, престижную, высокооплачиваемую должность в твоем РОВС, не пробивается к власти. Имеет немало заслуг, но не кичится ими. А Наденька талантливее десятка певичек, а не отказывается выступать на благотворительных концертах…

«Зачем доказывает несомненное? – подумал Кутепов. – Певица в похвалах не нуждается. А Скоблин, верно, не участвует в дрязгах, не подсиживал тех, кто поднялся выше него, не кичится былыми заслугами. На таких, как он, можно во всем положиться. Стоит подумать о привлечении к более важной работе, доверить какой-либо секретный отдел…»

Лидия не умолкала. Кутепов продолжал слушать вполуха.

«Наговаривает сто бочек арестантов, не останови – будет болтать сутками… Права в одном: стал сухарем, забыл про земные радости, с головой ушел в дела. Последний раз был с Лидией в ресторане полгода назад, когда отмечалась годовщина гибели Корнилова. Сегодняшнее посещение нужно не только, чтобы сделать приятное Лидии, но и пристальней приглядеться к Скоблину: алкоголь быстро развязывает язык, непринужденная обстановка располагает к откровенности…»

Кутепов поблагодарил за завтрак. В прихожей принял от денщика шинель. Пожелал сыну хороших отметок в гимназии и улыбнулся на прощание, чем несказанно удивил членов семьи, привыкшей видеть мужа, отца холодным, не проявляющим ласки.

Но причиной улыбки было не тепло к домочадцам, а воспоминание о скоропалительной два года назад смерти основателя РОВС, его первого командующего. Тогда, при прощании, Кутепов, понятно, не улыбался. В гробу барон возлежал в черкеске. На дубовую крышку с позументом положили шашку, папаху. На подушечки легли многочисленные награды. В ногах приспустили Георгиевский и Андреевский флаги.

Вспомнил, как к денщику барона приезжал ранее неизвестный никому брат, матрос советского торгового суда. Сказал, что желал в Брюсселе повидать близкого родственника, после отъезда гостя Врангель слег с высокой температурой, консилиум обнаружил в организме большое количество туберкулезных палочек. На похоронах Кутепов старался выглядеть печальным, в душе же радовался освобождению кресла главы РОВС. Мечта стать преемником барона осуществилась, под командование перешло около 100 тысяч боеспособных, прошедших огонь, воду и медные трубы противников советской власти. Высокий пост главнокомандующего военизированной белогвардейской организацией в Европе принял как должное.

«Отчего-то считается большим пороком стремление во всем быть

первым. Но истинно военный человек может быть тщеславным, желать повышений в звании, должности. Я долго шел к посту главы Союза, ни перед кем не лебезил, не унижался, не раболепствовал, никого не подсиживал…»

Денщик услужливо смахнул щеткой с мехового воротника невидимую пылинку.

«Федор снова ходит по квартире в шерстяных носках, будто в казачьем курене! – с теплотой подумал генерал. – Он и Лидия единственные, кому могу во всем доверять. Жена любит, Федор предан как пес до гроба, в штабе же немало таких, кто с радостью подставит ногу, даже предаст и продаст».

– Нонче поутру у барчука построение, – прошамкал беззубым ртом Федор. – Надобно не опоздать, не то попадет от ихнего дирехтура.

– Слышал, Павел? Мотай на ус, – генерал обернулся к сыну.

– Да, папа.

Старый денщик без памяти любил Павлика, окружил мальчика той нерастраченной нежностью, какой не мог одарить оставшихся на Дону собственных внуков. Как и другие русские на чужбине, тосковал по Родине.

– Накажите барчуку не ехать в гимназию на автобусе – там духота. Пусть пешим идет, – попросил денщик.

– Ты прав, перед занятием полезно дышать свежим воздухом, – вступила в разговор Лидия.

– Да, мама, – вновь кивнул Павлик, произнося слово «мама» по-французски с прононсом, ставя ударение на втором слоге.

Кутепов оглядел Федора с ног до головы, отметил, что денщик изрядно сдал – голос ослаб, по-старчески семенит, сутулится, словно взвалил на плечи мешок овса, глаза слезятся. Немощь вызывала жалость.

«Старость не радость. Жаль, нечем помочь. А горбится не только от немалых лет, согнули известия из России о расказачивании, высылке в Сибирь домовитых казаков с семьями…»

– Павлик, изволь слушаться Федора, – попросила сына Лидия. – Бери пример с отца – никогда не опаздывает. И не забудь про варежки.

– Варежки остались в России, – хмуро поправил генерал. – Здесь их заменили перчатки.

3 Плевицкая с грустью смотрела в зеркало.

«Под глазами снова мешки… Лицо одутловато… Растет второй подбородок. Придется тщательнее накладывать грим не только перед выходом на сцену… В ресторан оденусь без претензий, бриллианты оставлю дома, чтобы никого не смущать… Генерал вроде царька в Союзе. Отчего Центр приказал с ним сблизиться? Уж не желает ли завербовать? Кутепова не купить посулами – амнистией, высоким постом в Красной Армии. Он не продастся за тридцать сребреников, не дрогнет под дулом револьвера, не испугается пыток. Такие крепки как кремень, верны идеалам до последнего вздоха…»

Она перебрала несколько причин, заставивших мужа пригласить начальника с женой в ресторан: «Да, генерал опасен для Советского Союза. Не задумано ли обезглавить организацию, оставить без вожака? Если предположение верно, операция будет сложной, для исполнителей опасной. Но вряд ли взрыв бомбы под авто Кутепова приведет к краху РОВС – погибшему тотчас найдут замену. Не следует забывать о резонансе – пресса поднимает оголтелый вой. Кутепова уважают, отзываются о нем с неизменным почтением, даже восторгом, отдают должное его энергии, организаторским способностям, звериной ненависти к большевизму. Устранение принесет только вред…»