Сомнения Элли Эндрюс
Шрифт:
– Знаю. – Я опускаю голову. В жизни не чувствовала себя такой несчастной и виноватой. Я еще даже не притронулась к огромной шоколадке, которую купила Сэм, чтобы подбодрить меня. Она изнывает в холодильнике. Воистину чудеса.
Остаток свадебного торжества превратился в сплошной кошмар, особенно потому что не было ни малейшей надежды хоть на какой-то светлый луч. Время как будто остановилось, когда Руперт преклонил колено передо мной, глядя снизу вверх и улыбаясь. Кольцо весело сияло на бархатной подушечке, и на мгновение я застыла, потрясенная. Мамины мечты оказались на расстоянии
– Я не могу… – прошептала я, и мои глаза наполнились слезами, когда я увидела боль на лице Руперта. – Я хотела сказать раньше… Знаю, я не должна была тянуть, но все время казалось, что момент неподходящий. Очень жаль, Руперт, но я не могу выйти за тебя замуж. Я тебя не люблю. Ты хороший человек, но я тебя не люблю. Прости, пожалуйста.
Гости ахнули от ужаса, от возмущения, а кое-кто – от удовольствия. Карие глаза Руперта стали подозрительно светлыми, когда он медленно поднялся на ноги и захлопнул футляр с кольцом. Он так побледнел, как будто вот-вот собирался упасть в обморок. А потом, совершенно в несвойственной ему манере, размахнулся и с грохотом сбросил со стола цветы, тарелки и бокалы с шампанским. Аннабель завизжала, гости испустили еще один изумленный возглас.
– Тебе жаль, Элли? – крикнул Руперт, и я съежилась, испугавшись его гнева и сознавая, что вполне заслужила бурю. – Ты не представляешь, как жаль мне!
Он швырнул в меня куском свадебного торта и поспешно вышел. Вдогонку побежал Марк. Мама истерически зарыдала, Аннабель сделалась белее платья, поднялся страшный шум. Свадебный торт стоимостью в пятьсот фунтов стекал с моей груди, и я ежилась под взглядами всех присутствующих. Раньше я не понимала, что значит «хочется провалиться сквозь землю», но в ту минуту мечтала именно об этом.
От воспоминания о пережитых ужасах у меня внутренности скручиваются узлом, и я нервно грызу ноготь.
– Перестань, – приказывает Сэм. – Прекрати хныкать и соберись. Ты сегодня встречаешься с мамой. Поэтому ступай приводить себя в порядок.
Я вжимаюсь еще глубже в диван и с преувеличенным интересом вперяюсь глазами в экран. Право же, я не могу никуда идти, пока не узнаю, удастся ли отважным покупателям привести в божеский вид полузаброшенное бунгало в Кенте.
– Позвони ей, Сэм, скажи, что я заболела. Я целую неделю буду мыть посуду. Даже почищу гриль. Сделаю что угодно. Только, пожалуйста, позвони маме за меня!
Я трепещу при одной мысли о встрече с матерью. В течение двух дней после свадьбы Аннабель мы разговаривали только по телефону, и я не прочь, чтобы так было и дальше.
– Ну вот, опять, – строго говорит Сэм. – Ты снова откладываешь на потом. Пора уже повзрослеть и не бегать от проблем, Эл. Ты должна ехать.
Она буквально приковывает меня
– Ладно, уговорила. – Я неохотно сползаю с дивана, продолжая следить одним глазом за экраном, и ищу ботинки. – Я проглочу все оскорбления, какие получу в свой адрес. А потом вернусь домой, запрусь в спальне и буду сидеть там, пока в Тэпли не забудут этот кошмар.
Сэм перестает плести косички и изучает протертые мыски мокасин. Мне мерещится, или она действительно гадает, как бы словчить? Примерно так она себя ведет, угостившись без спросу моими хлопьями.
– Знаешь, – говорит она, – здесь может возникнуть небольшая проблемка, Эл.
– То есть? – уточняю я, надевая туфли на трехдюймовой платформе. Я непременно вывихну щиколотку, но лишние три дюйма роста того стоят.
– Э… я сдала твою комнату.
– Что? – восклицаю я и вскакиваю так быстро, что теряю равновесие и плюхаюсь обратно на диван, чуть не сбив пепельницу и полусъеденный бутерброд с тунцом. – Что-что ты сделала?!
– Сдала твою комнату. – На лице Сэм появляется упрямое выражение. – Я была уверена, что ты вот-вот переедешь к Руперту!
– Кто тебе сказал, что я собралась переезжать к Руперту?
– Аннабель и твоя мать. И сам Руперт, блин! Все об этом говорили!
– Но только не я!
– Я решила, что ты снова откладываешь, как всегда, – объясняет Сэм, в свете последних событий явно чувствуя себя правой. – Я боялась, что мне одной придется платить за квартиру целиком, и сдала комнату.
– Ну так откажи.
– Не могу.
– Кто это так важен для тебя, что ты готова выгнать на улицу лучшую подругу?
Ведь у нас столько общего! От любви к сидру до менструальных циклов в одни и те же дни.
– Учти, ты расстроишься, Элли, – пристыженно говорит Сэм. – Я сдала твою комнату Джею.
У меня отвисает челюсть. Джей, моя подростковая любовь? Джей, который сыграл такую подлую шутку на выпускном балу? Он здесь? В моем доме? В моей спальне? В пятнадцать лет я бы запрыгала от радости. А сейчас мне становится нехорошо.
– Он вернулся из Америки, и ему надо где-то пожить. Папа слишком занят своими бабами, чтобы думать о нас, вот я и предложила Джею остановиться здесь. Он бросил работу и порвал с девушкой, ему нужно немного отдохнуть. Он согласился помогать с акциями протеста. Я даже не думала, что ты останешься! – Сэм бросает плести косички и обнимает меня. – Не паникуй, мы что-нибудь придумаем.
Я стряхиваю ее руку.
– Он, конечно, не будет возражать против ночевок на кушетке, пока у него не заживет сердечная рана, – поспешно добавляет Сэм. – Не волнуйся, я не выброшу тебя на улицу.
– Да уж надеюсь!
– Но каково тебе будет жить с ним в одном доме после того как… э… ну ты поняла.
– Вообще-то это не моя проблема, – хладнокровно замечаю я. – Стели Джею на кушетке, развешивай его барахло, устраивай приветственную вечеринку, если угодно, но только не требуй, чтобы я была в восторге от твоего брата.