Сон павлина

Стрельникова Людмила Л.

– Хочу вывести вас из заблуждения, – начал уверенно Джордано. – Мы не помощники, а плоды его изобретения.

– Плоды, – повторил незнакомец и добавил: – Перезрелые.

– Ну, может не плоды, а продукт изобретения, – поправился Бруно. – Но смысл в том, что он нас создал искусственно.

– Нечего мне мозги морочить, – грубо отрезал допрашивающий. – Это пока еще никому не под силу. Буцкой не господь Бог. Выкладывайте, что знаете. Если вспомните чертежи, плачу миллион. И баста.

– Что могут рассказать дети о трудах своих родителей, – снова в том же духе продолжил Бруно. – А мы и есть его дети. Единственное, что знаем – это то, что он сделал машину, которая создала нас. Я лично – Джордано Бруно. Вам

это имя что-нибудь говорит? – Толстяк, выпучив глаза, не мигая, смотрел на итальянского философа, пытаясь уловить по мимике лица, лжет он или говорит правду. – А это египетская царица Клеопатра, – философ указал на девушку. – У вас есть их портреты, можете проверить.

Мужчина забегал взглядом с одного на другого, что-то соображая, затем нажал кнопку на углу стола, и через несколько секунд в комнате появился молодой человек с холодным непроницаемым лицом и спросил:

– Что прикажете, мистер Мэтрон?

– Разыщи портреты Бруно и царицы Клеопатры и всё о них. Сведения немедленно ко мне.

Молодой человек вышел.

– Так, хорошо. Допустим, что вы – плоды некоего изобретения и именно те личности, которых назвали. Тогда пусть царица расскажет нам, как она царствовала и чем занималась, кого любила, кому головы рубила.

– Попробуй вспомнить, когда прошло столько веков, – Клео капризно скривила губы. – Ну, как я жила? Жила богато, ела-пила на серебре и золоте. Носила одежды до пят. Слуг было полно. Но вспомнить особенно нечего, что интересного в царской жизни. Приказываешь – все у твоих ног ползают. А любила я многих, всех тоже не вспомнишь. Был у меня и Григорий Орлов, и граф Потемкин, и Александр Меньшиков… – Рыбьи глаза Мэтрона чуть не вывалились из своих орбит и, опасаясь окончательно расстаться с ними, он прервал ее возмущенным возгласом:

– Какой Меньшиков, какой Потемкин у египетской царицы! Да вы и представления не имеете о царской жизни. Клеопатра любила Юлия Цезаря, а позднее – Антонио, за которого и вышла замуж. А ты, самозванец, что расскажешь? Может, изобрел вечный двигатель или любил Екатерину вторую? – обратился он к Бруно.

– Что вы удивляетесь, – невозмутимо возразил Джордано. – Клеопатра права, мы не обязаны помнить то, что происходило четыреста или тысячу лет назад. Вы, например, помните, что было с вами месяц назад? Вряд ли. А мы – люди искусственные. Нас создали, а память не восстановили. Главное наше доказательство – наша внешность.

– Хорошо, – Мэтрон поднялся. – Это мы проверим. А пока будете сидеть здесь. На всякий случай я оставлю вам бумагу и карандаши. Если вспомните конструкцию машины, нарисуйте или начертите.

– О каких чертежах может идти речь, если мы только азбуку выучили? – Джордано смотрел на него с прежней невозмутимостью.

Мэтрон на этот раз ничего не ответил, а, бросив взгляд явно говорящий: «подождите, голубчики, я вас выведу на чистую воду», хлопнув дверью, скрылся в черноте коридора.

– Вот, влипли, – с досадой проговорила Клео. – Нет, лично я думала, что мы попали в цивилизованное общество к благородным людям. А что же получается? И тут дикари. Опять чего-то бойся, дрожи: то предательства, то преследования. Джордано, смотри – вторично сожгут на костре. Но первый раз ты погиб за идею, а сейчас за что? У тебя же в голове пусто. Ты хоть помнишь, какие слова говорил перед прошлой смертью?

– Нет. Но я могу сказать: «Друзей не предают».

– Тоже неплохо, – согласилась Клео. – Но лучше все-таки остаться здоровыми и невредимыми. Только жить начали, нам всего от роду два месяца – и на тебе! Двери здесь, кстати, хорошо закрываются? Проверь.

Джордано надавил плечом на дубовое полотно, покрутил крошечным перочинным ножичком в замочной скважине. Дверь не шелохнулась, и им ничего не оставалось, как ждать решения своей участи.

Томительно протянулся

час, другой. Скуку узников развеял тот же Мэтрон. Он заявился с папкой и, важно распахнув ее, вынул два портрета, представляющих собой репродукции неизвестных художников и, разложив на столе, стал сравнивать. Он долго и тщательно сверял изображения с оригиналами, потом вынужден был признать:

– По портретам вы походите, что и говорить. Это несколько меняет дело.

– Вы нас выпустите? – обрадовалась Клео.

– Из этого заведения узники не выходят… их выносят, – пошутил Мэтрон и, довольный шуткой, захохотал. – Вы представляете для нас важный научный материал.

Он нажал кнопку. Вошел Петр Иванович, уже совершенно другой: холодный, равнодушный, без приятной улыбки, и в ожидании распоряжения замер у порога.

– Проводи их в аппаратную, – приказал Мэтрон.

Пленников в сопровождении Петра Ивановича и двух охранников повели по коридору в следующую комнату, заполненную всевозможными приборами и не понятными установками. Здесь работало трое молодых людей. Лица и глаза их были бесстрастными, застывшими, как у манекенов. На вошедших они не обратили никакого внимания, никто даже не взглянул в их сторону, пока вошедший следом Мэтрон не приказал:

– Займитесь девушкой. Поле двести сорок в гамма излучениях. Исследуйте квантовую оболочку тела. Определите, какую она несет информацию в первом режиме.

Не успел он закончить последнюю фразу, как Клео подхватили под руки, усадили в металлическое кресло, руки и ноги стиснули стальными кольцами.

– Джорди, – взмолилась она, – они меня растерзают. Помоги.

Опомнившись, Джордано попытался поднять в воздух стул, стоявший рядом, чтобы использовать его в качестве холодного оружия, но тот оказался прочно прикованным к полу. Тогда он схватил какую-то стеклянную призму и запустил ею в парня, возившегося около руки Клео. Призма ударилась о его голову, как о стену, и рассыпалась вдребезги, а он даже не пошатнулся. Двое других бросились к смутьяну, но Бруно успел отпрыгнуть и по пути сорвать со стола еще две стеклянные колбы и запустить ими в нападавших. Потом он принялся хватать всё, что попадало под руку и метать в парней. Они закрывали лица ладонями, увертывались и продолжали наступать. Ему приходилось с обезьяньим проворством прыгать то вправо, то влево, метаться из стороны в сторону, сокрушая на своем пути всё, что только было можно.

Мэтрон спокойно наблюдал за потасовкой; казалось даже, что она его забавляет.

Третий «манекен», закрепив окончательно девушку в кресле, тоже присоединился к двум напарникам, и как Бруно ни был ловок и как ни сопротивлялся, его схватили и связали, после чего Мэтрон скомандовал: – Продолжим работу, – как будто не было потасовки и погрома.

Один из парней стал убирать осколки и приводить помещение в порядок, двое других вернулись к Клео и надели ей на голову красный шлем с тянувшимися от него проводами и резиновым шлангом.

Связанный и лежащий на полу Джордано встрепенулся и вдруг напрягся, уставившись тяжелым взглядом на парня, подсоединявшего конец шланга к черному аппарату. Помощник Мэтрона застыл в полусогнутом состоянии, как будто его схватил радикулит. Вслед за ним замерли два других напарника.

Мэтрон окликнул их:

– В чем дело? Почему прекратили работу?

Но тут же и сам превратился в одеревеневшего истукана. Петр Иванович, осторожно выглядывавший во время потасовки из-за его спины, почуяв недоброе, попытался дать задний ход и надавил спиной на дверь, но так и остался прилипшим к полотну. В следующий момент Мэтрон со стеклянными неподвижными глазами и неуклюжими движениями приблизился к Клеопатре, снял с нее шлем, ударом кулака оборвал провода, освободив ее руки и ноги от стальных оков и замер неподвижно, как заводной робот, у которого кончился завод.