Сон разума
Шрифт:
7
– Ты холодный.
Наташка прижалась ко мне крепче, словно хотела передать частицу своего тепла, передать частицу тепла всего мира. Это было приятно. Всегда приятно, когда о тебе заботятся.
Обратно мы шли той же дорогой. За время, проведенное в больнице, над городом нависли тяжелые грозовые облака. Солнечный свет померк и поднялся легкий, но пробирающий до костей ветер. Однако холод, донимавший меня, не имел ничего общего с погодой, не имел вообще ничего общего с этим миром. Привычным для нас миром.
– Что-то случилось?
Я
– Там, в больнице, что-то случилось?
– Ничего, – я мотнул головой из стороны в сторону, стараясь сделать это как можно более небрежно. – Со мной все нормально.
– Да брось. Мне ты можешь рассказать.
– Все нормально, Полторашка.
– Я тебя знаю, – настаивала девушка, дергая мою руку. – Может даже лучше других. А может, и нет, – быстро поправилась она, заметив мой взгляд. – Но, по крайней мере, я вижу тебя насквозь.
В молчании мы прошли не больше десятка шагов, когда Наташка вновь заговорила:
– Поделись. Расскажи мне. Я же вижу, тебя что-то беспокоит. Не хочешь говорить со мной, расскажи все Саше. Мы же твоя семья, мы все делаем вместе.
– И душ принимаем вместе?
Острый локоток Наташки вонзился мне прямо под ребра. Вот же наглая девка – полтора метра от земли, а достает всегда куда надо.
Я задумался над ее словами. Наташка была права. Права, как и всегда. Может они и не родные мне по крови – кроме Сашки, разумеется, – но они близки мне по духу, по разуму и по общему секрету, что мы храним вот уже год. И если все это как-то связано, то они первые, кто должен об этом узнать. Хранить тайну я не в праве. Это не моя тайна.
Мы спустились по дороге вниз и перешли на сторону городского стадиона, в точности наоборот, повторив последний маршрут сержанта Широкова, что прошел здесь годом ранее. Свернув налево, мы двинулись вдоль стадиона в сторону городской центральной площади. Не знаю, намеренно ли, неосознанно ли, но Наташка вела меня в сторону моего дома, словно точно знала, что произойдет далее.
– Ладно, – сказал я, наконец, когда желтые стены двухэтажки, в которой я проживал со своей мамой, замелькали перед нами, – я расскажу тебе все, что знаю, а ты решишь, стоит это рассказывать пацанам или нет.
– Договорились, – кивнула Наташка, довольно улыбаясь. Как и всегда, когда добивалась своего. То есть, практически всегда.
Мы свернули к моему дому и двинулись вперед вдоль низенького заборчика широкой аллеи. Наташка все так же держала меня под руку и легонько вела вперед. Направляла меня, делала это так виртуозно, словно все движения подчинены моей воли. Мы исполняли с ней элегантный танец, и она виртуозно его вела.
– Я видел в больнице мужчину и девочку, – осторожно начал я, позволяя Наташке провести меня мимо ворот моего дома. – Они лежали в одной палате в детском отделении. У обоих одни и те же симптомы.
Я бросил на Наташку быстрый взгляд:
– Это вероятно так, выглядят они одинаково, хоть с врачами я и не разговаривал.
Наташка кивнула.
– Одинаково, это так?
– Лежат застывшие, словно статуи.
Наташка крепче сжала запястье своей руки вокруг мое предплечья.
– И они… – Я на секунду задержал дыхание, а затем сделал глубокой вдох. – Из них исходит свечение.
Острые ноготки на секунду вонзились в мою руку, но тут же отступили. Им на смену пришли нежные пальчики, что прошлись по местам уколов вверх и вниз.
– Свечение?
Голос Наташки слегка охрип, но больше она ничем не выдала своего волнения: все так же уверено шла дальше, все так же бесстрашно смотрела вперед.
– Заметное только в темноте. При свете солнца его не разобрать.
Я остановился.
– И, Наташ, это свечение куда-то тянется.
– Тянется? – голос спокойный, взгляд все так же устремлен вдаль.
– Тянется к чему-то. – Я выдержал секундную паузу. – Или к кому-то.
Мы молча стояли посреди дороги. Парень и девушка. Она держала меня под руку. Я смотрел на нее, а она далеко за горизонт. Лицо разглажено, без единой морщинки. Спина прямая, дыхание ровное. Над нами свистел ветер и гнул к земле высокие сосны и тополя, подхватывая их листву и разнося по всей округе. Серое в тучах над нами сменялось черным, в дали тихо гремело. К земле во внезапном порыве стремились первые капли.
– Это он? – тихо спросила она.
Голос был практически не различим в громком завывании ветра, но я его слышал. Словно и не была ветра. Словно он шумел в другой, далекой от нас реальности.
– Я не думаю, – так же тихо ответил я.
– Это Перевозчик?
Я взгляну на Наташку. Она всем телом повернулась ко мне. Смотрела в глаза. Вопросительно, с мольбою и вместе с тем властно.
– Нет, малышка, это не он.
Мой голос звучал уверенно. Женщина всегда чувствует в мужчине эту непоколебимую уверенность. Именно она и внушает ей ощущение спокойствия, ощущение стены, за которой можно скрыться ото всех невзгод. И моя уверенность передалась Наташке.
– Спасибо, – прошептала она, опуская голову лбом мне на грудь.
Я почувствовал, как тяжелый камень упал с ее плеч, как ударился о землю, как пробил ее, как устремился к ядру.
– Но это все равно, что-то.
– Что?
Наташка подняла на меня взгляд, и я не смог смотреть ей в глаза. Я перевел взгляд на наручные механические часы, что все так же мерно тикали, не сбиваясь с ритма. Я вспомнил тот день, почти год назад, когда остановились часы моего друга по пути из школы, и мы потеряли целый час.
– Что-то другое.
– Мне есть, что еще рассказать, – продолжил я. – Не желаешь пройтись еще чуть-чуть, а затем я угощу тебя кофе.
– Звучит заманчиво.
И мы двинулись дальше вдоль аллеи, даже не осознав того факта, что почти десять минут в упор смотрели на то место, где в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом в автомобильной аварии погибла молоденькая девушка по имени Оксана, что просто хотела юбку покороче и работу поприбыльнее.
Мой рассказ не занял много времени. Мы успели сделать неполный круг вокруг аллеи, и уже возвращались назад, когда нас застиг сильный дождь.