Сон в красном тереме. Том 1
Шрифт:
– Ты об этом не можешь никак забыть? – улыбнулся Бао-юй.
– Сто лет буду помнить! – заявила Си-жэнь. – Я не такая, как ты, ничего не пропускаю мимо ушей и не забываю утром того, что мне сказали накануне вечером!
Она была так прелестна в своем гневе, что Бао-юй не смог сдержать прилива чувств, схватил яшмовую шпильку для волос, лежавшую у изголовья, и разломил ее надвое.
– Если я еще хоть раз ослушаюсь тебя, пусть со мной будет то же самое, что с этой шпилькой, – торжественно обещал он.
Си-жэнь отобрала у него обломки шпильки и сказала:
– Зачем ты так рано встал? Будешь ты меня слушаться или нет – зависит только от тебя, но зачем так бурно выражать
– Да ты разве представляешь себе, как я волнуюсь? – воскликнул Бао-юй.
– Неужели ты понимаешь, что такое волнение? – с улыбкой спросила Си-жэнь. – А ты представляешь, что у меня на душе? Ну ладно, иди скорее умываться!
Они оба встали и принялись за утренний туалет.
Вскоре после того, как Бао-юй и Си-жэнь покинули комнату и поднялись наверх, вошла Дай-юй. Так как Бао-юя в комнате не было, она подошла к столу и машинально стала перелистывать книги. Когда она открыла Чжуан-цзы, в глаза ей бросилось место, накануне вечером дополненное Бао-юем. Прочитав его, Дай-юй и рассердилась, и рассмеялась. Не вытерпев, она схватила кисть и приписала в конце стихотворение:
Скажите мне, кто это сделал из кисти без цели и смысла забаву? Кто строки похитил из «Наньхуа цзина», Чжуан-цзы присвоивши славу? Его не смущает, что он и себя-то не смог разглядеть и познать, Он даже решился дурными словами порочить других для забавы!Окончив писать, она поднялась наверх навестить матушку Цзя, а оттуда отправилась к госпоже Ван.
В это время заболела дочь Фын-цзе. В доме все забеспокоились, пригласили врача. Врач осмотрел девочку и сказал:
– Могу вам объявить, госпожа, дочь ваша заболела оспой.
– Она выздоровеет? – спросили у него госпожа Ван и Фын-цзе.
– Болезнь серьезная, – ответил врач, – но протекает благополучно, и опасности нет. Прежде всего необходимы шелковичные черви и хвост свиньи.
Фын-цзе тотчас же принялась хлопотать: она подмела комнаты, совершила жертвоприношения богине оспы, строго запретила домашним жарить на масле и сделала другие необходимые распоряжения. Пин-эр получила приказание перенести постель и одежду Цзя Ляня в отдельный домик, где он должен был жить во время болезни дочери. Служанки получили отрез красной материи на платья.
Прихожая была чисто убрана, и в ней разместились два врача, которые ухаживали за девочкой. В течение двенадцати дней никому не разрешалось входить в дом.
Цзя Ляню волей-неволей пришлось жить в своем внешнем кабинете. Фын-цзе, Пин-эр и госпожа Ван ежедневно приносили жертвы богине.
Живя отдельно от Фын-цзе, Цзя Лянь заскучал. После того как он две ночи проспал один, ему стало невмоготу, и он принялся размышлять, как бы удовлетворить свое желание.
В это время во дворце Жунго жил бесшабашный пьяница-повар по имени До Гуань. Это был тщедушный, трусливый и никчемный человек, за что ему дали прозвище «дурачок До». Года два назад родители взяли ему жену, которой в настоящее время исполнилось двадцать лет. Она обладала некоторой привлекательностью и отличалась легким поведением, или, как говорят, «любила срывать цветы и шевелить траву». «Дурачок До» сквозь пальцы смотрел на ее безобразия – было бы только вино, закуски да деньги, а все остальное пустяки. Поэтому во дворцах Нинго и Жунго все, кому было не лень, обладали его женой, и так как эта женщина была необычайно
Надо сказать, что Цзя Ляня при виде этой женщины давно уже одолевало желание, но он не решался домогаться ее, так как побаивался своей женушки, да и было ему неудобно перед слугами. «Барышня для многих» в свою очередь тоже питала определенные намерения насчет Цзя Ляня и ждала только удобного случая для их осуществления. И сейчас, когда Цзя Лянь переселился в свой кабинет, она, как бы от нечего делать, раза три-четыре забегала к нему.
Возбужденный до предела, Цзя Лянь был похож на голодную крысу. Ему оставалось только договориться с одним из доверенных слуг, пообещать ему денег, чтобы тот устроил свидание. Слуга охотно согласился, едва лишь услышал о деньгах. К тому же между слугой и этой женщиной существовала давняя связь, поэтому стоило ему сказать слово, как все было улажено.
В тот вечер, когда минуло время второй стражи, пьяный «дурачок До» валялся на кане и все в доме улеглись спать, Цзя Лянь тайком проскользнул на свидание.
Увидев женщину, Цзя Лянь потерял над собой власть. Он даже не стал изливаться в своих чувствах, а порывистыми движениями сбросил с себя халат и начал действовать.
Женщина эта обладала от природы удивительной особенностью: стоило мужчине прикоснуться к ней, как тело ее сразу расслаблялось и становилось мягким, как вата; а медовыми речами и изощренностью движений она превосходила гетеру. В эту минуту Цзя Лянь сожалел только о том, что не может целиком раствориться в ней.
Между тем женщина нарочно нашептывала ему на ухо:
– Твоя дочь больна, в доме приносят жертвы богине, и тебе следовало бы денька два воздержаться. Зачем ты оскверняешь свое тело? Уходи!
Стараясь изо всех сил, Цзя Лянь отвечал ей прерывающимся голосом:
– Какая там богиня! Моя богиня – ты!
Женщина стала еще больше изощряться, да и Цзя Лянь стремился показать, на что он способен.
Когда все было окончено, они принялись без конца клясться друг другу в любви и никак не могли расстаться. Отныне между ними установились самые близкие отношения.
Двенадцать дней пролетело незаметно. Да-цзе постепенно стала поправляться, и все приносили благодарственные жертвы небу и предкам, воскуривали благовония, согласно данному обету, принимали поздравления, раздавали подарки. Цзя Ляню снова пришлось перебраться в спальню. Но как только он встретился с Фын-цзе, то сразу почувствовал, как верна пословица: «Новая жена хуже старой, с которой долго не виделся»! Незачем рассказывать, каким ласкам и наслаждениям предавались они в ту ночь.
На следующее утро, когда Фын-цзе отправилась к матушке Цзя, Пин-эр занялась уборкой одежды и постели Цзя Ляня и неожиданно обнаружила в подушке прядь черных волос. Она сразу поняла, в чем дело, спрятала волосы в рукав и вошла в комнату, где находился Цзя Лянь.
– Что это такое? – осведомилась она, показывая ему волосы.
Смущенный Цзя Лянь бросился к ней, намереваясь отнять волосы, но Пин-эр попятилась к двери. Цзя Лянь настиг ее, повалил на кан и начал отнимать.
– Эх ты бессовестный! – засмеялась Пин-эр. – Ведь я их специально спрятала, чтобы никто не заметил, и пришла тебя спросить, а ты рассердился! Вот погоди, пожалуюсь твоей жене!
Цзя Лянь засмеялся и стал просить прощения:
– Извини, дорогая, я больше не буду!
Не успел он произнести эти слова, как послышался голос Фын-цзе. Цзя Лянь понял, что отнять волосы ему не удастся, но и отпускать Пин-эр нельзя было, и он только торопливо прошептал: