Сон в руку
Шрифт:
Влада странно усмехнулась:
– Я смогу помочь тебе получить их в подарок...
...Сначала Элиза не поверила услышанному. Она, конечно, знала, что есть женщины, которые получают от мужчин деньги и подарки за услуги определенного свойства, но представить, что этим занимается кто-то из их школы...
Она старалась забыть о предложении, но картины таинственной, роскошной жизни уже не отпускали. Влада по секрету сообщила, что один из любовников предложил ей переехать в Мюнхен, и теперь она ждет только одного побыстрее закончить школу и покинуть родину.
В душной темноте своей спальни Элиза закрывала глаза и представляла лучшие отели Европы, дворцы, ложи
Нет, такое будущее устраивало меньше всего. Но альтернатива... Элиза почти перестала спать по ночам, не зная, к чему склониться.
...В конце концов, кому от этого станет хуже? Она и так ЭТО делает, но он не подарил ей даже флакона духов. И потом, не обязательно заниматься ЭТИМ долго, достаточно будет скопить денег, чтобы иметь возможность снимать квартиру в Праге, а если повезет, то и купить...
И Элиза представляла, как, получив школьный аттестат, немедленно переберется в Прагу, в город, где ее внешность и таланты смогут оценить по достоинству. Здесь она поселится в самом центре и пойдет учиться на актрису. Вот так ранним утром выйдет на прохладную улицу, ступит узкой лакированной лодочкой на влажную брусчатку и легко побежит в театральный институт, не обращая внимания на одобрительный шепот: "Ах, какая красавица пошла! Как же повезет тому, кого она полюбит..." А вечером из окна своей спальни будет любоваться закатом над Старым городом...
Жених чувствовал неладное и все настойчивее требовал объяснений. Очередная ссора закончилась полным разрывом. Больше он не должен к ней приходить, он дурак и мужлан, между ними нет ничего общего.
К черту стыд! Деньги не пахнут, зато помогут ей выбраться из этого захолустья.
* * *
Неприятным открытием оказалось, что ни дворцов, ни даже мало-мальски приличных отелей не было. Была небольшая съемная квартира даже не в центре и торопливая любовь немолодых и несимпатичных мужчин, язык которых она даже не понимала. В ресторан они приглашали редко, говорили, что нет времени. Но, скорее всего, все эти немцы, австрийцы, швейцарцы просто боялись появиться на публике с девицами, явно не достигшими совершеннолетия. Они приносили продукты с собой и, хлопая пробкой от шампанского, с козлиной радостью провозглашали: "Сейчас повеселимся". Деньги давали, но редко и мало, чаще расплачивались одеждой или косметикой.
Элиза досадовала, но отказаться от новой жизни не хватало сил. Она привыкла бывать в Праге и уже считала ее своим городом. Уже примеряла ее на себя, понимая, что пути назад - в их сонную, скучную деревню - не будет. Кое-какие дополнительные деньги давала фарцовка.
Конец был ужасен. Бордель накрыли в самый неподходящий момент. Увидев полицейских, Элиза тут же лишилась сознания, а когда пришла в себя, полицейский врач сообщил ей, что она беременна. Мир провалился в страшную, черную пустоту...
* * *
Мать отреагировала на случившееся странным образом. После возвращения из полицейского
– Петр, приходи немедленно.
Отец пришел почти сразу. Родители закрылись в своей комнате и долго-долго оттуда не выходили. Потом отец вернулся в гостиную и начал без всякого перехода:
– Элиза, ты совершила чудовищный, ничем не оправданный поступок. Мы всегда учили тебя, что девушка должна беречь свою честь. Однако теперь уже ничего не поделаешь...
Отец говорил как по писаному, при этом его глаза смотрели сквозь нее, словно он разговаривал не с дочерью, а с кем-то другим, чужим, незнакомым, незримо присутствующим в комнате.
– ...к сожалению, мы уже ничего не можем исправить, будет скандал, и очень большой. Вряд ли мы с мамой сможем сохранить работу. Однако есть другой вариант...
Элиза сжалась. Она вдруг подумала, что сейчас родители вынесут большой коричневый чемодан, в котором хранились всякие ненужные вещи, дадут ей в руки, и она останется на улице совсем одна.
– ...мы не хотели тебе говорить раньше времени, но раз уж такое случилось...
– Мать подсела к ней, обняла за плечи и перешла на шепот: - Мы хотим бежать из этой страны.
Элиза ожидала чего угодно - угроз, обещаний выгнать, но только не этого. Она даже перестала трястись.
– У нас есть кое-какие сбережения, и еще тетка твоего отца, та, что живет в Австрии, обещала дать некую сумму. Мы хотим уехать в Америку.
– Без меня?
– Ее охватил безудержный страх.
– Конечно, с тобой. Просто до того, как... все это произошло, мы еще колебались, но теперь просто не можем оставаться здесь. Понимаешь?
Элиза слушала как в бреду. Вместо скандала случился конец света.
– И мы больше никогда не вернемся сюда?
– Зачем?
– В разговор снова вступил отец.
– Видеть, как твою страну мучают коммунисты? Чтобы растить рабов? Ты посмотри, что они сделали с нашей Родиной...
И он пустился в длинные рассуждения о невозможности жизни под Красной Армией, а потом стал рисовать сказочные картины новой свободной жизни, которая ожидает их в Америке.
Они смогут работать кем только захотят, а она, она закончит колледж, потом университет и станет врачом или юристом и будет получать настоящие деньги, а не те копейки, которые платят большевики...
В конце концов, в деревне они все равно остаться не могут, здесь ее ожидают только насмешки и издевки.
Элиза сидела опустив голову. Что ж, видно, не судьба ей переехать в Прагу. Но кто знает, может ее ожидает нечто большее?
* * *
Америка не принесла долгожданного благополучия. Сначала были лагеря для беженцев и долгие беседы в иммиграционных службах, крошечная невеселая комната в общежитии и краткосрочная черная работа.
Элиза, не привыкшая помогать даже по дому, теперь была вынуждена сидеть с соседскими малышами, а вечерами осваивать незнакомый язык, учить на этом языке математику, физику, которые и в родной-то школе давались с трудом. Возвращаясь в неуютную квартиру, девушка слушала вялую перебранку родителей. Мать была откровенно разочарована, она не смогла найти постоянной работы, как предполагала, и потому перебивалась случайными уроками музыки для таких же, как они, эмигрантов. Она без конца выговаривала отцу, что не стоило оставлять так много ценных вещей, которые сейчас пригодились бы, а отец все с меньшей уверенностью отвечал, что самое главное - это свобода и со временем все образуется.