Сонеты 21, 1 Уильям Шекспир, — литературный перевод Свами Ранинанда
Шрифт:
(Matz, Robert. «The World of Shakespeare's Sonnets: An Introduction». Jefferson, NC: McFarland &, 2008. Print, pp. 77—78).
«Шекспир вводит темы и темы, которые были необычны в то время. Аудитория Шекспира истолковала бы такой агрессивный тон, как совершенно неподобающее поощрение «продолжения рода».
На самом деле, другие сонеты того времени почитали целомудрие. Однако Шекспир «не превозносит целомудрие возлюбленной, а вместо этого обвиняет молодого человека в ненасытном самоедстве в его отказе произвести на свет «нежного наследника», который продолжил бы его красоту после неумолимого увядания, связанного со старением».
(Schoenfeld, Michael. «The Sonnets. The Cambridge Companion to Shakespeare's Poetry». Ed. Patrick Cheney. Cambridge: Cambridge UP, 2007. Print, pp. 125—143. ISBN 9780521608640).
«Этот
Критик Вендлер предположила, что из-за «...огромного обилия значений, образов и концепций, важных в последовательности, которые задействованы» и «количеством значимых слов, привлечённых к нашему вниманию» в этом сонете, он, возможно, был составлен в конце процесса написания, а затем размещён сначала «в качестве предисловия» к остальным».
(Cambridge, Massachusetts: «Harvard University Press», 1997, p. 47).
Филип Мартин (Philip Martin) отметил, что «... сонет 1 важен для остальных, потому что в нем «сразу изложены темы для следующих сонетов, а также для последовательности в целом».
(Martin, Philip J. T. «Shakespeare's Sonnets; Self, Love and Art». New York City, NY: Cambridge University Press, 1972. Print, p. 20).
Критик Джозеф Пекиньи (Joseph Pequigney) предположил, что «... сонет 1 смог «подходящим способом» начать наименее традиционную из последовательностей, так часто повторяющих любовных сонетов поэтов эпохи Возрождения».
Он продолжил: «Это обеспечивало «производство метафорических мотивов», которые будут повторяться в последующих сонетах, особенно в следующих четырнадцати или около того; что предоставило понимание красоты и времени и их взаимосвязи, а также эмблему розы, всё то, из чего была составлена «значимость образов в других сонетах»; и что показывало тему воспроизведения, которая будет затронута во всех, кроме одного из шестнадцати последующих сонетов».
(Pequigney, Joseph. «Such Is My Love: A Study of Shakespeare's Sonnets». Chicago: University of Chicago, 1985. Print, p. 9).
Критик Дональд Альфред Стауффер (Donald Alfred Stauffer) отметил, что «...сонеты могли быть (изначально при написании расположены не в том порядке, в котором они могли быть расположены абсолютно правильно, но никто не может отрицать, что они связаны и что они действительно показывают какое-то развитие, некую «историю», даже если они неполные и не всегда (в литературном изложении удовлетворительные».
(Crosman, Robert. «Making Love out of Nothing at All: The Issue of Story in Shakespeare's Procreation Sonnets». Shakespeare Quarterly 41.4 (1990): 470—488. Folger Shakespeare Library in association with George Washington University. Web, p. 470).
Критик Хелен Вендлер, так прокомментировала значимость этого сонета для остальных: «When God saw his creatures, he commanded them to increase and multiply. Shakespeare, in this first sonnet of the sequence, suggests we have internalized the paradisal command in an aestheticized form: From fairest creatures we desire increase. The sonnet begins, so to speak, in the desire for an Eden where beauty’s rose will never die; but the fall quickly arrives with decease. Unless the young man pities the world, and consents to his own increase, even a successively self-renewing Eden is unavailable»,
(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge, Massachusetts: Belknap of Harvard UP, 1997. Print, p. 46).
Критик Кеннет Ларсен отметил, что Шекспир «... не начинал всю последовательность с обычного сонета посвящённого некой молодой особе».
Ларсен также отметил, что первая строка сонета напоминает текст из Книги Бытия, так называемого среди теософов «обиталища библейских открытий». Эта строка сильно напоминает Божью заповедь: «bring ye forth fruite & multiplie: grow plentifully in the earth, and increase therein», «приносите плоды и размножайтесь: обильно произрастайте на земле и размножайтесь на ней» (9.10; GV).
(Larsen, Kenneth J. «Sonnet 1, Essays on Shakespeare's Sonnets»).
Критический обзор сонета 1.
Первое четверостишие:
Шекспир начинает сонет 1 с упоминания физической красоты «прекраснейших созданий», затем бросает вызов отсутствию у молодого человека желания иметь наследника.
Согласно утверждениям, критика Роберта Мэтца: «Сонет 1 настолько далёк от романтических желаний, которые обычно мы связывали с (каноническими) сонетами, что в нём даже не упоминалась ни одна женщина... Впрочем, хотя в этом сонете нет женщины, это не значит, что нет желания. Напротив, Шекспир постоянно выражал своё сексуальное желание к молодому человеку, которого он называет «розой красоты» и который, как он предупреждал, должен, подобно розе воспроизводить самого себя (через потомство)».
(Matz, Robert. «The World of Shakespeare's Sonnets: An Introduction». Jefferson, NC: McFarland &, 2008. Print, p. 79).
(Примечание: критик Роберт Мэтц свои неразрешённые проблемы гендерной ориентации без зазрения совести в полном объёме переложил на гения драматургии, который судя по контексту его пьес был человеком набожным. Но где элементарная логика в утверждениях критика: «Шекспир постоянно выражал сексуальное желание к молодому человеку, но при этом нескончаемо призывал его к продолжению рода», но каким образом от связи мужчины с мужчиной могло возникнуть потомство, вопреки религиозным убеждениям и библейским заповедям?! Тем более, группа «Свадебных сонетов» была написана и приурочена к завершению срока помолвки и свадьбе его дочери Элизабет де Вер с Саутгемптоном).
«Намёк на розу особенно важен, потому что роза, символ любви мужчины к женщине редко использовалась для символического обозначения (чувства) к мужчине».
(Pequigney, Joseph. «Such Is My Love: A Study of Shakespeare's Sonnets». Chicago: University of Chicago, 1985. Print, p. 10).
В конце первого четверостишия, каламбур Шекспира со словом «нежный» (как очевидное значение молодости и красоты, так и менее очевидный смысл валюты для облегчения долга) ещё раз иллюстрируя потребность возлюбленного в размножении, чтобы погасить свой долг целомудрия.