Сонеты 21, 1 Уильям Шекспир, — литературный перевод Свами Ранинанда
Шрифт:
Оборот речи «tender heir», «нежный наследник» в строке 4 содержит каламбур, поскольку она ссылается на ложную этимологию латинского слова «mulier», «жена» или от «mollis aer», «мягкий воздух», придавая фразе двойное значение: не только в том, что ребёнок сохранит свою память, но и то, что его жена будет в себе вынашивать этого ребёнка.
Этот каламбур нашёл своё отражение в пьесе Шекспира «Цимбелин» (Shakespeare, William. «Cymbeline», Act V, Scene II, lines 448—449), уже ранее обсуждалась этимология».
Booth, Stephen, ed. 2000 (1st. ed. 1977). «Shakespeare's Sonnets» (Rev. ed.). New Haven: Yale Nota Bene. ISBN 0300019599. p. 579).
Второе
Во втором четверостишии повествующий говорит, что молодой человек не только обручён с самим собой, но и разъедает самого себя и оставит голод позади там, где есть изобилие, тем самым делая жестокое «я» молодого человека врагом его «милого я».
Пятая строка сонета: «Но ты, сделку заключил со своим родным ярким взором», предполагает, что молодой человек дал обет самому себе, например, при обручении, но обет был сведён к узкому кругу (людей), к которым он обращал свой собственный взор».
(Pequigney, Joseph. «Such Is My Love: A Study of Shakespeare's Sonnets». Chicago: University of Chicago, 1985. Print, p. 8. ISBN 9780226655642).
Далее Шекспир приводит образ свечи, сгорая пожирает саму себя: «Самодостаточно его питаешь подачей твоего пламени огня», что вполне могло быть связано с обжорством тринадцатой строки.
(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge, Massachusetts: Belknap of Harvard UP, 1997. Print, p. 46. ISBN 9780674637122).
В последних двух строках второго четверостишия: «Создавший голод там, где изобилие лежит (простором) / Себе сам враг, чересчур жестокий для своего сладкого я», Шекспир использовал контрастные образы «голода» и «изобилия», а затем «милого я» и «жестокого», чтобы описать эгоизм молодого человека.
Третье четверостишие:
«Ты, будто мастерство ныне, узор свежий мира (появясь) / И лишь, герольд огласивший приход аляпистой весны», могло означать, что у молодого человека был потенциал придворного герольда, как в пьесе Шекспира «Ричард II» («Richard II», Act V, Scene II, lines 46—47), когда мать спрашивает своего сына с тем же пониманием: «Где теперь фиалки / Которые устилали только что весны пришедшей зелёную лужайку?». Слово «аляпистый» предполагает богатство юноши, отнюдь не современное значение «гламурного избытка». Слово «единственный» означает «высший», поскольку оно также используется в посвящении Quarto («единственному зачинателю»).
«Содержимое собственного твоего бутона внутри cхорони», предполагает, что юноша держит свою красоту и жизнь при себе вместо того, чтобы позволить миру увидеть её в цвету. Оборот речи «own bud buriest» наводит на мысль о том, что юноша сам роет себе могилу.
Согласно мнению, критика Филипа Дж. Т. Мартина (Philip J.T. Martin), в этой строке «содержимое» означает «всё, что он в себе содержит», что, конечно, включает в себя способность зачинать детей, и в то же время означает его «самодостаточность», сейчас и особенно в
(Martin, Philip J. T. «Shakespeare's Sonnets; Self, Love and Art». New York City, NY: Cambridge University Press, 1972. Print, p. 20).
В следующей строке: «И ласковый парнишка, разбрасывай из него скупясь», повествующий использует парадокс ласковый парнишка, который расточает в скупости, как начало поворотного момента для сонета».
(Bennett, Kenneth C. «Threading Shakespeare's Sonnets». Lake Forest, IL: Lake Forest College, 2007. Print, p. 22).
Хелен Вендлер сочла, что третье четверостишие использовалось повествующим, как «пауза и удивление с восхищением» юношей.
(Vendler, Helen. «The Art of Shakespeare's Sonnets». Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 1997. Print, p. 51).
Критик Филип Мартин описал третье четверостишие, как «тон самолюбования, каким поэт видит его в юности», и это «не только похвала, но и не только порицание; не одно, а затем другое; но и то и другое сразу».
(Martin, Philip J. T. «Shakespeare's Sonnets; Self, Love and Art». New York City, NY: Cambridge University Press, 1972. Print, p. 20).
Заключительное двустишие:
Шекспир противопоставляет намёки на голод во втором четверостишии намёку на обжорство, говоря, что молодой человек «съедает все, что причитается миру, если ему суждено умереть без потомства. Ритмическая структура двустишия (особенно «клянусь могилой и тобой») предполагает «непревзойдённую» способность Шекспира имитировать разговорную речь, чтобы сонет звучал личным и разговорным, а не назидательным», и что при первом чтении можно получить возможность лучше усвоить послание автора. в отличие от тщательного контекстуального чтения».
(«The Sonnet 1. Shakespeare's Sonnets: With Three Hundred Years of Commentary». Ed. Carl D. Atkins. Cranbury, NJ: Rosemont and Printing, 2007. Print, pp. 31—32).
(Примечание: для ознакомления читателем любезно предоставляю критические дискуссии и заметки сонета 1, которые могут вызвать интерес у некоторых исследователей. Текст оригинала по этическим соображениям при переводе максимально сохранен, и автор эссе не несёт ответственности за грамматику, стилистику и пунктуацию представленного ниже архивного материала).
Критические дискуссии и заметки о сонете 1.
Критик Боаден (Boaden) выразил своё мнение: «У меня часто возникало искушение рассмотреть (сонеты 1-19) и многие другие части сборника как части замысла трактовать тему Адониса в форме сонета. Сходство между этими вступительными сонетами и V. & A. было отмечено многими комментаторами, совсем недавно судьёй Эвансом, Sat. Преподобный, 26 декабря 1914 года». Ср.! особенно строки 163—174.
Критик Исаак (Isaac) предложил ссылку: Cf.! Daniel's «Delia», lines 34—35.