Сонная Лощина. Дети революции
Шрифт:
В конце концов с квартирой на Девяносто седьмой улице пришлось расстаться и переехать в клоповник в Сонной Лощине. Там Кэролайн подалась в ночные дежурные, стала одним из трех охранников, что следили за ценностями.
Ирония судьбы: работа охранником досталась ей – человеку столь ненаблюдательному, что не сумел распознать в муже алкоголика, в сыне наркомана, а в начальнике – вора.
Прямо сейчас Кэролайн смотрела в мониторы, на которые передавалось изображение с камер наблюдения в галереях. За стойкой сидел напарник Кайл Минс, а на столе перед Кэролайн лежал роман
Кайл читал с планшета, и Кэролайн ощутила укол зависти. Когда-то у нее была киндловская «читалка», но экран сдох, а новый гаджет Кэролайн себе позволить не могла. В принципе, она и книги уже себе не могла позволить; эту, прочтенную, она взяла в библиотеке. Но, черт подери, «читалки» все равно недостает! Не говоря уже о телевизоре, айподе и смартфоне… Все старые приборы давно сдохли, а из нового Кэролайн смогла купить лишь телефон-раскладушку, с которой даже смску не отправишь.
Рация протрещала:
– Эй, Каролина, ты где? Пойдешь в обход – загляни ко мне, обязательно.
Кэролайн давно смирилась с тем, что Педро Гомес неверно произносит ее имя. С ним она познакомилась в додзё, куда ходила заниматься еще в первый месяц после переезда. Потом, правда, деньги закончились, и пришлось прервать обучение. Секция в Тарритауне входила в сеть школ со штаб-квартирой в Верхнем Вест-Сайде, куда Кэролайн ходила, пока жила в Нью-Йорке. Собственно, Педро и рассказал ей про вакансию в Тарритауне, и Кэролайн за это решила простить ему неверное произношение ее имени.
Вот она взяла рацию, чтобы ответить третьему дежурному, в чьи обязанности входила охрана дебаркадера – тот, как и парадный вход, был заперт.
– Что-то у меня колено болит, лучше мне пока посидеть. Да и какой смысл делать обход, если камеры следят за всем? Черт, три охранника – для музея это уже перебор. Скажем Майре, что я совершила обход, и ладно.
– Так нечестно, Каролина. Мне и так в воскресенье в куче грехов исповедоваться. Не хочу признаваться еще и во лжи.
– Мини? – глянула на напарника Кэролайн.
– Я в прошлый раз обход совершал, – ответил Кайл Минс, даже не отрываясь от планшета. – И еще мне позарез нужно дочитать эту главу к завтрашним занятиям. Кстати, – поднял он, наконец, взгляд, – я просил не называть меня Мини.
Кэролайн невольно хихикнула. Милее человека она еще не встречала, вот и не смогла удержаться, дала ему прозвище.
– Ну сделай скидку, Мини, меня в последнее время жизнь что-то совсем не радует.
Тяжело вздохнув, она поднялась с места. При этом колено несколько раз влажно хрустнуло, как залитые молоком рисовые подушечки.
– Ухх, – скривился Кайл. – Тревожный звоночек.
– Ага. Вот что происходит, когда теряешь медицинскую страховку, не успев получить направление на физиотерапию. – Кэролайн взяла со стола рацию. – Ладно, Педро, я иду. Но когда загляну к тебе на дебаркадер, ты должен будешь признаться в том, что собираешься открыть исповеднику. Хотя бы часть.
– Про один грешок я тебе наверняка расскажу.
– По рукам.
Повесив рацию на пояс, Кэролайн
Кэролайн вошла в Желтую комнату – в музее все галереи получили обозначения в соответствии с цветовой схемой окраски помещений, – где висели портреты давно преставившихся и, наверное, чем-то знаменитых людей. К искусству Кэролайн никогда интереса не питала, а потому ей плевать было на все экспонаты. Вот если бы в музее выставляли обувь… Как же она соскучилась по шопингу!
Мысленно упрекнув себя за мелочность и покачав головой, Кэролайн проследовала в Зеленую комнату – здесь висели пейзажи. Муж-пьяница мертв, сын-наркоман – мертв, а она только и может тосковать по шопингу, потому что застряла на низкооплачиваемой работе в музее, полном совершенно неинтересного хлама.
Кортландты были одной из богатейших семей, перебравшихся в нижнюю часть Гудзонской долины в девятнадцатом веке. И хотя они не были столь же богаты и известны, как те же Рокфеллеры, сделали они немало. Музей, например, открыли – которым ныне руководил трастовый фонд Кортландтов в лице невероятно докучливой семейной пары. Финансами заведовал муж – Дэниел Капсис, а персоналом – Майра, его супруга. Именно она настаивала на регулярных обходах, хотя в каждом помещении были установлены камеры наблюдения с отличной инфракрасной подсветкой. Фишка в том, что нужен был человек – следить за самими камерами, а трое ночных дежурных шли к ним в довесок. Днем, когда по музею бродят посетители, полезно выставлять в галереях охрану, зато ночью… Это же трата денег!
Не то чтобы Кэролайн жаловалась. Бог свидетель, ей нужны деньги, как и Кайлу – платить за учебу в колледже, и Педро – содержать себя, престарелую матушку, племянницу и кучу любовниц… Вот бы он поведал именно о своих любовных похождениях.
Более-менее интересное начиналось в Синей комнате, галерее декоративного искусства. Кэролайн, может, и не занимали портретики и пейзажики, однако ей всегда нравилось смотреть, как обставляют дома другие люди.
В конце дня, когда закрывались двери музея, большие потолочные огни гасились; зажженными оставались только лампочки над картинами. Правда, когда Кэролайн вошла в Синюю комнату, не горели и они.
Потянувшись за фонариком, другой рукой Кэролайн сняла рацию с пояса и произнесла в микрофон:
– Эй, Мини, в Синей комнате что, питание нарушено?
Секунду спустя приглушенный голос произнес в ответ:
– Да нет, свет горит, я четко вижу тебя на экране.
А в чем дело?
Кэролайн удивленно моргнула. Включив фонарик, она удивилась еще больше: из рассеивателя ударил лучик света длиной всего в четверть дюйма.
Дальше он тонул в чернильной тьме.
– Тут темно, хоть глаз коли.