СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ
Шрифт:
Это соображение повернуло мысли Тревица в другое, более перспективное, русло, но и эти мысли отодвинулись на задворки его сознания.
Блисс и Фоллом отошли, чтобы осмотреть окрестности. Отойти предложила Блисс, но Тревицу показалось, что перед этим она обменялась с Дэнилом молниеносным взглядом.
Фоллом отказалась и попросила разрешения остаться с мужчиной, которого упорно называла Джемби. Но оказалось достаточно одного строгого слова и поднятого пальца со стороны Дэнила, чтобы она послушно пошла с Блисс. Тревиц и Пелорат остались.
— Они не из Сообщества, сэры, — сказал робот, как будто это что-то объясняло, — одна Гея, а другая
Тревиц молча прошел с Пелоратом и Дэнилом к дереву, под которым стояли незамысловатые кресла. По приглашающему жесту робота они сели. И когда робот совершенно по-человечески сел тоже, Тревиц спросил:
— Вы действительно робот?
— Действительно, сэр, — ответил Дэнил.
Пелорат просто светился от счастья.
— В старых легендах, — сказал он, — упоминается робот по имени Дэнил Оливо. Вас назвали в его честь?
— Я тот самый робот, — ответил Дэнил, — это не легенда.
— Не может быть! — воскликнул Пелорат. — Если бы вы были тем самым роботом, вам, должно быть, тысячи лет отроду.
— Двадцать тысяч, — спокойно ответил Дэнил.
При этих словах Пелорат ужасно смутился и взглянул на Тревица, который сказал с некоторым раздражением:
— Если вы робот, я приказываю вам говорить правду.
— Незачем приказывать, сэр. Я просто не способен говорить неправду. Так что, сэр, перед вами три альтернативы. Либо я человек, который лжет вам, либо я робот, запрограммированный так, чтобы верить, что мне двадцать тысяч лет, либо я робот, которому двадцать тысяч лет. Вам решать, что выбрать.
— Может быть, по ходу дела этот вопрос решится сам собой, сухо сказал Тревиц. — Между прочим, трудно поверить, что это внутренность Луны. Ни освещение… — При этом он посмотрел вверх, потому что освещение казалось мягким рассеянным солнечным светом, хотя солнца на небе не было, да и само небо невозможно было разглядеть, — ни тяготение совершенно не соответствуют. Притяжение у этой планеты должно быть меньше, чем 0,2 g.
— Нормальное тяготение на поверхности Луны около 0,16 g, сэр. Но здесь работают те же силы, какие создают нормальное тяготение на вашем корабле, даже когда вы в свободном падении или ускоряетесь. Все потребности в энергии, включая освещение, мы удовлетворяем при помощи гравитики, хотя там, где это удобно, мы используем солнечную энергию. Наши материальные потребности удовлетворяет лунный грунт, за исключением легких элементов водорода, углерода и азота, которыми Луна не располагает. Для того, чтобы их получить, мы ловим пролетающие кометы. Одной такой поимки нам хватает на сто лет.
— Как я понимаю, Земля не годится для добывания ресурсов.
— К сожалению так, сэр. Наши позитронные мозги так же чувствительны к радиации, как человеческий белок.
— Вы используете множественное число, и это имение выглядит ухоженным — по крайней мере, на первый взгляд. Значит, на Луне есть другие обитатели? Люди? Роботы?
— Да, сэр. Это обширная и разветвленная полость, и в ней создана полная экология. Однако все разумные существа — роботы, более или менее похожие на меня. Впрочем, вы с ними не встретитесь. Это имение принадлежит лично мне, и оно — точная копия того, в котором я жил на Авроре двадцать тысяч лет назад.
— И вы помните его во всех подробностях?
— Совершенно верно, сэр. Я был изготовлен и некоторое время существовал — каким коротким кажется это время теперь — на планете космитов Авроре.
— Это планета с теми… — Тревиц запнулся.
— Да, сэр, с теми собаками.
— Вы
— Я прибыл сюда, сэр, в самом начале колонизации Галактики с задачей предотвратить образование радиоактивной поверхности на Земле. Со мной был другой робот по имени Жискар, он мог читать мысли и управлять разумами.
— Да? Как Блисс?
— Да, сэр. Но мы в некотором роде потерпели неудачу, и Жискар перестал функционировать. А перед этим он передал мне свой талант. Он оставил Галактику, и в особенности Землю, на мое попечение.
— Почему в особенности?
— Отчасти из-за человека по имени Илайджа Бейли, землянина.
— Это тот легендарный герой, — возбужденно вставил Пелорат, — о котором я вам говорил, Голан.
— Легендарный герой, сэр? — спросил Дэнил.
— Доктор Пелорат имеет в виду, — пояснил Тревиц, — личность, которой приписываются разные подвиги и которая, возможно, вбирает в себя истории многих людей, но сама может оказаться выдуманной.
— Это не так, сэры, — после некоторого раздумья совершенно спокойно сказал Дэнил. — Илайджа Бейли был реальным человеком, и это был один человек. Не знаю, что о нем говорят ваши легенды, но в реальной истории без него, возможно, люди не заселили бы Галактику. В память о нем я предпринял огромные усилия, чтобы спасти все что можно на Земле после того, как она начала становиться радиоактивной. Мы разослали моих товарищей-роботов по всей Галактике, пытаясь повлиять в разных местах на разумы отдельных людей. Удалось добиться начала регенерации грунта Земли. Потом, гораздо позже, терраформирования планеты, обращавшейся вокруг ближайшей звезды, Альфы Центавра. Но в обоих случаях я не добился окончательного успеха. Изменить человеческие разумы совершенно так, как мне нужно, никогда не удавалось, потому что всегда оставался риск повредить людям в результате этих изменений. Видите ли, я всегда был, и сейчас остаюсь, связанным Законами роботехники.
— Да? — сказал Тревиц.
Для того, чтобы уловить в этом односложном вопросе незнание и интерес, не требовалось ментальных способностей Дэнила. Он начал объяснять:
— Первый Закон гласит, сэры: "Робот не может причинить вред человеку, или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред". Второй Закон: "Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону". Третий Закон: "Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму Законам". Естественно, я привел эти законы в приблизительной передаче посредством языка. В действительности, они представлены сложными математическими конфигурациями позитронных траекторий в наших мозгах.
— А вам не трудно следовать этим законам?
— Я не могу иначе, сэр. Первый закон имеет абсолютный приоритет и почти запрещает мне использовать ментальные возможности. От этого всегда могут пострадать какие-то люди, и роботу приходится выбирать минимальный вред. Возможностей так много и они так сложны, что выбор занимает очень много времени. И все равно потом остается неуверенность.
— Понятно, — сказал Тревиц.
— На протяжении всей истории Галактики я пытался смягчить самые страшные аспекты войн и разрушений. Возможно, до некоторой степени мне это иногда удавалось, но если вы знаете историю Галактики, вы поймете, что мои успехи не слишком велики.