СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ
Шрифт:
— Есть слова, — мрачно сказала Лизалор, — которые не произносят. Не всякие слова можно произносить.
— Да, некоторые слова вульгарны, невежливы, может быть, обидны. А каково слово… которое я произнес?
— Это печальное слово. Трагическое слово. Оно означает название планеты, которая была родиной всех нас и которая ныне не существует. Это печальная история, и мы переживаем ее, потому что все случилось недалеко от нас. Мы предпочитаем не говорить о ней или, по крайней мере, не произносить ее имени.
— А зачем
Лизалор покраснела.
— Я сделала это машинально, потому что ты застал меня врасплох. Некоторые верят, что этот жест отводит несчастье, которое неминуемо после произнесения этого слова.
— И ты веришь, что скрещенные пальцы отводят несчастье?
— Нет… Ну, да, до некоторой степени. Если я этого не сделаю, мне неприятно. — Лизалор не смотрела на него. Затем, меняя тему, она быстро спросила: — А какое такое существенное значение имеет ваша брюнетка для поиска… поиска той планеты, о которой ты упомянул?
— Скажи "Древнейшей". Или тебе и этого не хочется произносить?
— Мне вообще не хочется это обсуждать. Но я задала тебе вопрос.
— По-видимому, ее народ прибыл на их нынешнюю планету с Древнейшей.
— Как и мы, — гордо заявила Лизалор.
— Но у ее народа сохранились некоторые традиции, которые дают ключ к пониманию Древнейшей, если мы ее достигнем и сможем изучать архивы.
— Это неправда, она лжет.
— Возможно, но это надо проверить.
— Если у вас есть эта женщина с ее сомнительными сведениями, зачем вы прилетели на Компореллон?
— Чтобы установить местонахождение Древнейшей. У меня когда-то был друг, тоже житель Сообщества. Его предки были с Компореллона, и он уверял меня, что на Компореллоне известно многое из истории Древнейшей.
— Да? А он тебе что-нибудь рассказал?
— Рассказал, — честно ответил Тревиц, — он сказал, что Древнейшая — мертвая планета, сплошь радиоактивная. Он не знал почему, но предположил, что вследствие ядерных взрывов. Во время войны, вероятно.
— Нет! — резко воскликнула Лизалор.
— Нет? Не было войны? Или Древнейшая не радиоактивна?
— Радиоактивна, но войны там не было.
— А откуда взялась радиоактивность? Ее не могло быть с самого начала, поскольку на планете развилась человеческая жизнь.
Казалось, Лизалор пребывала в нерешительности. Она стояла неподвижно. Потом глубоко, почти судорожно вздохнула и сказала:
— Это было наказание. На этой планете использовали роботов. Ты знаешь, что такое робот?
— Да.
— У них были роботы, и за это их наказали. Все планеты, на которых были роботы, наказаны и больше не существуют.
— Кто их наказал, Мица?
— Тот, Кто Наказывает. Силы истории. Не знаю. — Она отвернулась. Потом добавила: — Спроси кого-нибудь другого.
— Я бы хотел, но кого? На Компореллоне есть античные историки?
— Есть.
— По-моему, это неплохо.
— Все, что навязывается извне, плохо.
Тревиц пожал плечами. Ни к чему было затевать спор. Он сказал:
— Мой товарищ, доктор Пелорат, сам в некотором роде античный историк. Я уверен, что он охотно встретится со своими компореллонскими коллегами. Ты это можешь устроить, Лизалор?
Она кивнула.
— Здесь, в городе, при Университете подвизается историк Вазиль Дениадор. Он не проводит занятий со студентами, но, может быть, расскажет вам то, что вы хотите узнать.
— А почему он не проводит занятий?
— Ему никто не запрещает. Просто студенты не выбирают его курс.
— Я догадываюсь, — Тревиц старался говорить без сарказма, что студентам не рекомендуют его выбирать.
— А зачем им его выбирать? Он скептик. Есть у нас такие. Знаешь, всегда находятся люди, которые настраивают общество против себя, у которых хватает наглости считать, что только они правы, а большинство людей ошибается.
— Разве это невозможно на самом деле?
— Никогда, — огрызнулась Лизалор, и голос ее был так тверд, что стало ясно: обсуждать этот вопрос не имело смысла. — Но при всем его скептицизме он сможет сказать вам только то, что смог бы сказать любой компореллонец.
— Что именно?
— А то именно, что Древнейшую вам не найти.
В отдельной квартире, где поселили путешественников, Пелорат задумчиво слушал Тревица. На его лице ничего не отражалось. Он спросил:
— Вазиль Дениадор? Не помню этого имени, но, возможно, на корабле, в своей библиотеке, я найду его статьи.
— Вы уверены, что не слышали о нем? Подумайте! — сказал Тревиц.
— Нет, не помню, — осторожно ответил Пелорат, — но, в конце концов, мой дорогой мальчик, должно быть, существуют сотни достойных ученых, о которых я не слышал или слышал, но не могу вспомнить.
— И все-таки он не из самых известных, иначе вы бы о нем слышали.
— Изучение Земли…
— Приучайтесь говорить "Древнейшая", Янов, иначе будут осложнения.
— Изучение Древнейшей, — сказал Пелорат, — не очень поощряемая ниша в коридорах исследований, и талантливые ученые, даже в области античной истории, не склонны им заниматься. Или, можно сказать, те, кто изучает Древнейшую, не составят себе имени. Незаинтересованный мир не сделает их известными, даже если они того заслуживают… Я, например, ни для кого не являюсь талантливым, я уверен.
— Для меня, Пел, — нежно сказала Блисс.
— Да, конечно, для тебя, дорогая, — улыбаясь, сказал Пелорат. — Но ты судишь меня не по таланту ученого.