Соотношение сил
Шрифт:
На скамейке под фонарем темнела одинокая фигура в фуражке. Вспыхнул огонек папиросы. Илья сел рядом, спросил:
– Ну, как прошло?
– Легкая разминка, главное впереди. – Летчик вздохнул. – Клим гундел то же, что и на пленуме, Мехлис из штанов выпрыгивал. Один раз я с Климом крепко сцепился, Хозяин его заткнул, меня поддержал. Сам знаешь, когда он не орет, обращается вежливо, это плохой знак. Некоторые здороваться со мной перестали, глаза отводят.
– Ерунда, – бодрым голосом возразил Илья. – Вон, с Шапошниковым он всегда сама любезность. А не здороваются потому, что перед большой разборкой у всех поджилки трясутся. Будешь ждать беды – он твое напряжение почует. Смотри ему в
– Стараюсь. Не всегда получается. Знаешь, сидел я там, слушал бодрый треп об увеличении производства танков, самолетов и думал: железом Гитлера не удивишь. Железа у него самого навалом, получше нашего. Вот урановая бомба – это серьезно. Все-таки доложу я ему напрямую, не могу больше молчать, чувствую себя жалкой трусливой скотиной.
– На какие источники будешь ссылаться? – сипло спросил Илья и закашлялся.
– Письма академиков, очень конкретные, с требованием срочно начать исследования. Вернадский, Иоффе, Хлопин, Капица…
– У кого же они требуют?
– У Президиума Академии наук.
– Понятно. Читал. Отчаялись писать в ЦК. Молотов и Булганин футболили твоих академиков уже раз десять. Вернадский и Капица просились на прием к Хозяину. Бесполезно. Ну, а кроме писем?
– Я переработал все материалы, подал информацию так, что не придерешься. Сведения добыты легально. Никаких агентурных фокусов. Кстати, в этом смысле докладная Родионова самое оно. Выводы из анализа научных публикаций.
– У академиков тоже анализ публикаций. Может, сначала поговоришь с Сергеевым? [9] Вроде толковый мужик.
9
Сергеев Иван Павлович (1898–1942) – народный комиссар боеприпасов. Арестован в марте 1941-го. Расстрелян в октябре 1942-го.
– Говорил уже. – Проскуров махнул рукой. – Сначала он вообще не понял, пошутил насчет научной фантастики, а когда дошло, прямо сказал: считаешь нужным – иди сам и докладывай, у тебя прямой доступ.
Илья помолчал, покосился на Проскурова.
– Слушай, Клим вот-вот слетит. Доложи Тимошенко. В любом случае, прежде чем соваться к Хозяину, ты обязан поставить в известность нового наркома.
– Тимоха пошлет меня с этим ураном к урановой матери.
– Смотря как доложишь.
– Как ни докладывай. Тимоха точно не решится, он пуганый. Что на нем висит, разве не знаешь?
Илья молча кивнул. На будущем наркоме обороны висела служебная рекомендация, которую дал ему Тухачевский. Их фамилии стояли рядом, по алфавиту, в расстрельном списке тридцать седьмого, который был уже подписан Сталиным, Молотовым и Ворошиловым. Тимошенко уцелел чудом.
– Сам пойду. – Проскуров помотал головой. – Других вариантов нет. Чертова бомба – единственный шанс шугануть Гитлера. Нельзя больше тянуть. Хватит.
– Значит, решил Берия таранить? – Илья достал папиросу. – Вань, это тебе не Испания.
Проскуров ничего не ответил, откинулся на спинку скамейки, задрал голову, придерживая фуражку, смотрел в темное звездное небо. Илья курил, думал: «Таран – это, конечно, красиво, только смысла никакого. Немецкую урановую бомбу таким тараном не остановишь, советскую не создашь. Детей бы пожалел, истребитель».
Детей у Проскурова было двое. Девочки. Лиде тринадцать, Гале шесть.
Илья затянулся, выпустил дым. Произнести это вслух он не спешил. Взглянув на летчика, спросил:
– Как думаешь, почему Берия прикрыл урановую тему? Ведь не дурак, заявки академиков читал.
– Ни хрена он не читал, – тихо отозвался Проскуров, продолжая любоваться звездами, – тема слишком
– Пока информации из Америки, из Англии нет, ему точно неохота. Надо материалец поднакопить, дождаться подходящего момента. – Илья почувствовал, как напрягся Проскуров, и спокойно продолжал: – Берия этот кусок для себя бережет, кусок большой и жирный. Резолюция – страховка, чтобы вы, военные, не опередили его, не утащили урановую бомбу у него из-под носа, под напором академических заявок.
Проскуров резко выпрямился, поправил фуражку.
– Слушай, а ведь верно! Мне в голову не приходило. – Он присвистнул. – Хитрая мразь, это ж надо…
– А ты думал, Лаврентий Палыч хороший, честный человек?
– Нет, ну, понимаешь… Ладно, Ежов был псих, алкаш. Берия хоть и сволочь, но соображает. Все-таки, кроме шкурных интересов, должны быть еще и государственные, у человека с такими полномочиями. А если подходящий момент настанет, когда война уже начнется?
– Именно так и будет. Пока у нас с немцами дружба, информацию из Англии и США Хозяин воспримет как дезу, заподозрит, что они провоцируют нас вкладывать огромные средства в какую-то сомнительную хрень. – Илья взглянул на фосфорный циферблат. – Десять минут третьего. Пойдем, провожу тебя, по дороге договорим.
Проскуров жил в том же Доме ЦИК на Серафимовича, что и Поскребышев. Они медленно побрели по Александровскому саду, вышли к Большому Каменному мосту.
– Ладно, Берия сволочь, понятно, – пробормотал Проскуров, – но и академики тоже хороши. Письма в ЦК и в комиссариаты они, конечно, строчат. Но когда что-то конкретное появляется по этой теме, спешат поскорей запороть. Вот недавно из Харьковского УФТИ [10] пришла заявка на изобретение атомной бомбы. Авторы Маслов и Шпинель [11] . Резолюция академика Хлопина: не имеет под собой реального фундамента.
10
Украинский физико-технический институт.
11
Заявка В.А. Маслова и В.С. Шпинеля «Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества» поступила в Бюро изобретений Народного комиссариата обороны в 1940 г. Первый проект советской атомной бомбы остался без внимания. В.А. Маслов ушел добровольцем на фронт в июне 1941-го и погиб. В.С. Шпинель получил авторское свидетельство в 1946-м, под грифом «Сов. секретно», без права публикации. Технологии, предложенные в работе Маслова и Шпинеля, почти полностью совпадают с теми, по которым позже была создана американская бомба. Картина и последствия атомного взрыва предсказаны авторами с фотографической точностью за пять лет до Хиросимы и Нагасаки.
– Может, академик прав?
– Академику, конечно, видней. – Проскуров пожал плечами. – Только подозреваю, страхуется он. Пока отмашку Хозяин не даст, добыча урана не начнется. А без урана экспериментально ни черта не проверишь. Кстати, резонатор этого твоего Мазура тоже могут запороть академики. Нет урана, значит, и реального фундамента нет. Немцы, вон, скупали его за бешеные деньги, а у нас свой, пожалуйста, сколько угодно, добывай – не хочу, и в Сибири, и в Средней Азии. Бред…
Остановились на середине моста, долго молчали, смотрели на отражения фонарей в речной воде, на силуэты кремлевских башен и зубчатую крепостную стену, будто вырезанную из темной бумаги. От воды веяло холодной свежестью. Ветер ласково поглаживал щеки.