Соотношение сил
Шрифт:
Именно в этот, самый неподходящий момент явился официант, поменял пепельницы, принялся неспешно собирать посуду, положил на стол плоскую деревянную шкатулку со счетом. Лиза побледнела, отвернулась, сняла кольцо, сжала в кулаке, потом опять надела. Едва дождавшись, когда официант удалится, Ося повторил:
– Гейзенберг, Вайцзеккер, Ган, Брахт.
Лиза прикрыла кольцо ладонью, словно хотела спрятать, защитить сверкающий камень, и произнесла, обращаясь скорее к воробьям за стеклом, чем к Осе:
– Вернер в этом не участвует.
– Вы имеете в виду Гейзенберга?
– Нет. Я имею
«Неужели кольцо от Брахта? – вдруг подумал Ося. – Покраснела, разволновалась. Тибо говорил, у нее нет никакой личной жизни, она предана одной лишь физике, а если кого и любит, то поганца Гана. Расхожий миф… Расхожая чушь, как все мифы. А ведь он, кажется, вдовец…»
– Да, знаю, Брахт – радиофизик, занимается излучениями, – спокойно кивнул Ося, – но и Гейзенберг, и Вайцзеккер изначально работали в других областях. Квантовая теория…
– Неважно! – перебила Лиза. – Главное, что Вернер Брахт уволился из института, порвал все связи, так же как Макс фон Лауэ. Эти двое отказались обслуживать режим. Нечто вроде внутренней эмиграции. По крайней мере, за них я могу поручиться. – Она передернула плечами, взглянула на часы, потом на Осю. – Простите, мне пора. Сколько я вам должна за обед?
– Нисколько. – Ося открыл шкатулку, взглянул на счет.
– Благодарю вас, мистер Касли. – Она резко поднялась, грохнув стулом, протянула ему руку. – Было приятно познакомиться.
– Подождите минуту, профессор Мейтнер. – Ося удержал ее кисть. – Пожалуйста, не уходите, сейчас расплачусь и провожу вас.
– Нет-нет, простите, очень спешу.
Осе пришлось отпустить ее руку, чтобы достать деньги. Лиза быстро пошла к выходу. Он шлепнул на стол крупную купюру, вылез из-за стола, побежал за ней.
– Профессор Мейтнер, прошу вас, я не успел взять интервью, мы не договорили!
– Как-нибудь в другой раз. Всего доброго!
Через минуту он увидел за стеклом веранды тонкую прямую фигуру в черном пальто, в стоптанных туфлях. Она шла очень быстро, легким широким шагом, на ходу придерживая старомодную шляпку, поправляя выбившиеся пряди. Воробьи прыгали вокруг и не пугались, не разлетались, словно вовсе ее не замечали.
Глава шестнадцатая
Немецкие военные инженеры фирмы «Хенкель» должны были перелетать из города в город на самолете, но пожелали ехать поездом по Транссибирской магистрали. Путь от Москвы до Иркутска с остановкой на сутки в Новосибирске занимал десять дней. Делегация состояла из семи человек, восьмым был заместитель военного атташе посольства Германии в Москве Отто Даме. Он отлично владел русским. Митя Родионов познакомился с ним еще в Берлине, и при встрече Даме приветствовал его как доброго приятеля, крепко пожал руку, сказал, что вот, наконец, сбылась мечта детства – полюбоваться бескрайними просторами матушки России.
Немцам выделили целый поезд. Вагоны дореволюционные, первого класса. Такую роскошь Митя видел разве что в музее. Темное дерево, мягчайшая кожа, бархат, ковры, бронза, старинный фарфор и хрусталь. Были вагон-кинотеатр, вагон-клуб с роялем, вагон-бильярдная, разумеется, ресторан, да еще вагон с запасами жратвы и выпивки из
Сопровождающих оказалось значительно больше, чем немцев. Чиновники из Наркомата авиапромышленности и Наркомата иностранных дел, офицеры НКВД, киномеханик, пианист, повара, официанты, уборщики, врач с двумя медсестрами, охрана.
Вагоны для сопровождающих делились на три категории. В первом классе, таком же шикарном, как у немцев, ехали наркомовские чиновники и шишки НКВД. Среднему звену достался второй класс – тесноватые купе на двоих с умывальниками за раздвижными дверцами. Охрана ехала в плацкарте.
Соседом Мити был молодой переводчик из «Интуриста». Звали его Степан. Невысокий брюнет с круглыми щеками и широким женским тазом, он лил на себя столько одеколона и так обильно мазал волосы помадой, что в купе приторно пахло парикмахерской.
Митя взял в дорогу пару толстых советских журналов со статьями о расщеплении ядра урана и книжку «Электромагнитные волны в неравновесных средах», авторы Марк Мазур и Вернер Брахт. Книга была издана в Кембридже в тридцать втором году, с предисловием Резерфорда. Марк Семенович подарил Мите немецкое издание. На титульном листе написал по-русски: «Самому упрямому моему студенту, Мите Родионову».
Марк Семенович много лет носился с идеей усилителя электромагнитных волн. Идея противоречила общепринятым законам оптики и радиофизики, но это вовсе не означало, что она в принципе неосуществима. Когда Проскуров дал прочитать письмо с описанием прибора, Митя почти не удивился. Он предполагал, что рано или поздно Мазур найдет решение. В науке все так и происходит. То, что вчера противоречило догме и категорически отрицалось, сегодня допускается как вероятное, завтра принимается всеми как догма, послезавтра догма костенеет, и очередная идея потихоньку долбит ее изнутри острым клювиком, как птенец яичную скорлупу.
Митя надеялся, что в дороге у него будет время почитать, подумать, но сосед торчал в купе и болтал без умолку о своих донжуанских похождениях.
– Старик, строго между нами. В «Национале», киноартистка одна, как зовут, не спрашивай, все равно не скажу, очень известная. Ну и вот, значит, танцуем, слово за слово, чувствую, поплыла, буферами ко мне жмется, глаза закрыла. В общем, то да се, такси, поехали к ней на квартиру, муж, само собой, в командировке, ну, я тебе скажу, прямо зверь баба, представляешь…
Голос у Степана был глуховатый, тихий, на одной ноте. Он облизывал пухлые малиновые губы, причмокивал, подмигивал. Митя кивал, качал головой, иногда бросал что-нибудь вроде: «Ну ты даешь! Здорово! Ничего себе!» А сам думал: «Собрать в пучок электромагнитные волны… пучок очень мощный… если волны можно собрать, значит, ими можно управлять, настраивать. Да, но при чем здесь разделение изотопов?»
– Ну и вот, входит она, все прям офонарели, царь-баба, я смотрю, мордаха знакомая, вроде в кино видел. Оказалось, летчица знаменитая, портреты были и в «Правде», и в «Огоньке» на обложке, и в кинохронике, конечно, показывали ее сто раз, – бубнил Степан, поглаживая себя по зализанным волосам, – в общем, втюрилась по уши, застрелюсь, говорит, жить без тебя не могу, никогда такого мужчины у меня не было.