Соперница королевы

Холт Виктория

Когда королева осмотрела сокровища Роберта, все вернулись в замок. Детей допустили поцеловать руку королеве, но мой Роберт вместо этого взобрался к ней на колени и поцеловал в щеку. По лицу Елизаветы я видела, что она ничуть не рассердилась, а наоборот, почти растрогана. Роберт внимательно рассмотрел драгоценные камни на ее платье, а потом взглянул в глаза королеве.

— До свидания, Ваше Величество, — сказал он. — А когда ты опять приедешь?

— Скоро, мой юный Роберт, — улыбнулась она. — Не беспокойся, мы еще обязательно встретимся.

Вспоминая сейчас

свою жизнь, я думаю о том, что на нашем пути встречаются поистине роковые моменты, предвестники грядущих катастроф, но как часто мы распознаем их в череде других, незначительных событий? Спустя годы, переживая горечь и боль своей утраты после обрушившейся на меня трагедии, я говорила себе, что встреча моего сына с королевой была репетицией того, что должно было случиться позже. И сейчас я начинаю верить, что уже в тот момент я осознавала, что в воздухе витает некое предзнаменование. Это все вздор, разумеется. Тогда я не придала этому никакого значения. Королева точно так же держалась бы с любым другим непосредственным ребенком, привлекшим ее внимание. Если бы не дальнейшие события, я бы и не вспомнила об этой их первой встрече.

Вечером, во время танцев, королева сказала мне:

— Леттис, ты счастливая женщина, и у тебя прекрасные дети.

— Благодарю вас, Ваше Величество.

— Особенно твой маленький Роберт. Он меня просто очаровал! Я давно не видела такого красивого ребенка.

— Это вы очаровали его, Ваше Величество, только боюсь, что он от восторга иногда забывал, что вы его королева.

— А мне нравится его детская простота и непосредственность, Леттис, — задумчиво ответила она. — В детях нет фальши и предательства…

Мне стало не по себе. Неужели у нее появились подозрения насчет другого Роберта?

Но взгляд у королевы был отсутствующий. Может, Елизавета сожалела, что в свое время проявила упрямство и не вышла за Роберта Дадли. Сейчас она тоже могла бы иметь большую семью. Правда, при этом раскладе она могла утратить корону.

* * *

После отъезда королевы и двора я на некоторое время задержалась дома. Дети целыми днями обсуждали последние события. Они восхищались королевой, но, несмотря на то что в их обществе она могла отбросить все церемонии, им больше пришелся по душе граф Лестер. Елизавета была почти божеством, а Лестер, хоть и на вершине власти и славы, все равно был более земным. Мой Роберт объявил, что граф Лестер обещал обучить его премудростям верховой езды — поворотам, прыжкам, вращениям, и вообще, как стать лучшим наездником в мире.

— И когда же он будет обучать тебя? — спросила я. — Разве ты не знаешь, что он постоянно рядом с королевой.

— Ну и что? Он сказал мне, что скоро мы с ним станем большими друзьями.

Значит, он сказал такое маленькому Роберту! Что ж, расположение и восхищение моих детей Лестер уже завоевал.

Я снова собиралась ко двору и мне пришла в голову мысль взять в Лондон Пенелопу и Дороти. Они уже подросли, и мне не хотелось оставлять их в провинции. Мы будем жить в Дарем-хаусе, а оттуда рукой подать и до Виндзора, и

до Хэмптона, Гринвича или Нансача, что позволит мне быть при дворе и часто навещать дочерей. Это также позволит девочкам вращаться в придворных кругах.

Дарем-хаус привлекал меня еще и потому, что раньше здесь жил Роберт. Теперь он перебрался в куда более роскошный Лестер-хаус, протянувшийся вдоль реки. До Лестер-хауса было рукой подать, поскольку оба дома стояли на Стрэнде. Это позволяло надеяться, что я смогу встретить Роберта вдали от орлиного ока королевы.

Дочери были в восторге от открывшейся перед ними перспективы, ведь они недавно сами приобщились к придворной жизни. Без малейших сожалений они покинули лишенное всяческих удобств родовое гнездо и отправились со мной в Лондон.

Мы довольно часто встречались с Робертом на протяжении последующих месяцев. После наступления темноты ему было легко взять лодку и, переодевшись в одежду одного из своих слуг, подплыть прямо к нашему дому. Но от частых встреч наша страсть не угасла, а наоборот, разгоралась все сильнее. Роберт постоянно говорил о нашем браке, словно Уолтера не существовало. Он вздыхал о нашем будущем доме, где мы будем жить с моими детьми, которых он уже успел полюбить, и с детьми, которые родятся у нас.

Мы вдвоем мечтали об этом. В моменты просветления я понимала, что это невозможно, но он так убедительно и часто говорил о нашем браке, что я сама начала в это верить.

Филипп Сидни часто навещал нас, и мы были рады ему. Я продолжала подумывать о том, что он прекрасная пара для Пенелопы. К нам захаживал и сэр Фрэнсис Уолсингем. Один из самых влиятельных министров Елизаветы, он невероятно искушенный в искусстве дипломатии, мало понимал в искусстве лести, поэтому, несмотря на то что королева высоко ценила его, он не входил в число ее фаворитов. У него были две дочери — красавица Франческа, на несколько лет старше Пенелопы, и невзрачная по сравнению с сестрой Мэри.

Это были восхитительные, незабываемые дни. Я много времени проводила при дворе, но, улучив момент, ускользала из дворца к детям. Я наслаждалась лондонской жизнью и чувствовала себя заметной фигурой на сцене светской жизни. Все, кто приходил в гости к нам в дом, были из окружения королевы.

Мы с Робертом совсем потеряли голову, и неизбежное случилось. Я забеременела.

Когда я сказала об этом Роберту, его реакция была неоднозначна.

— Как жаль, что мы не женаты, — вздохнул он. — Я очень хочу, чтобы ты родила мне сына, Леттис.

— Знаю, ну и что дальше?

Я была в отчаянии, представляя, как меня выпроводят в провинцию, а ребенка придется тайно отдать кому-нибудь на воспитание. О нет! Только не это!

Роберт утешал меня, обещая, что найдет выход.

— Какой выход? Уолтер может вернуться в любое время. Я же не могу сказать, что это его ребенок. А когда королева узнает, то беды не миновать.

— Не миновать, — вздохнул Роберт. — Поэтому королева и не должна ничего знать.

— Да, думаю, вряд ли она обрадуется, узнав, кто отец ребенка. Что тогда будет, а?