Соперница королевы
Шрифт:
Англичане излучали гордость и отвагу. Нас всех как будто подменили. Мы стремились не к личной выгоде, а к защите нашей страны. Это изумляло меня. Я сама, будучи от природы большой эгоисткой, тем не менее готова была отдать за Англию жизнь.
Во время редких встреч с Лестером мы восторженно говорили о грядущей победе. Мы должны победить. Мы обязаны победить. Королева будет управлять Англией столько, сколько лет жизни отпустит ей Господь.
Это было опасное, но славное время. Нас вела почти божественная решимость спасти страну; какая-то высшая сила говорила каждому из нас, что пока мы верим в победу, мы непобедимы.
Елизавета была просто великолепна. Народ боготворил ее как никогда прежде. Весьма характерным для этого времени стал отклик купцов
В душах англичан страх перед испанцами боролся с гордостью за Англию, и последняя была настолько сильна, что никто не сомневался в исходе этой борьбы.
Лестер говорил о Елизавете в восторженных тонах, и, к собственному удивлению, я не испытывала ревности.
— Она бесподобна! — восклицал он. — Она непобедима. Жаль, что ты не можешь ее видеть. Она изъявила желание отправиться на побережье с тем, чтобы лично встретить людей Пармы, если они ступят на наш берег. Я ответил, что не могу этого допустить. Я сказал, что она может поехать в Тилбери и там обратиться к войскам. Я заявил, что в качестве командующего армией, которым она сама меня назначила, я запрещаю ей ехать на побережье.
— И она должна тебе повиноваться? — спросила я.
— Остальные меня поддержали.
Как ни странно, меня радовало, что в это время они вместе. Возможно, потому что в эту пору ее славы, когда она предстала перед своим народом и своими врагами как великая королева, я перестала видеть в ней женщину, соперницу. Я больше не боролась с ней за мужчину, которого мы обе любили так, как не любили никогда и никого. Отныне она стала Елизаветой Великой, матерью своих подданных, и даже я была вынуждена почтительно перед ней склониться.
То, что произошло потом, всем хорошо известно. Она отправилась в Тилбери и произнесла свою незабываемую речь. Невозможно забыть, как она, одетая в стальную кирасу, ехала перед войсками в сопровождении пажа, который вез ее шлем, украшенный белыми перьями. Елизавета сказала тогда солдатам: «Я знаю, что наделена телом слабой и хрупкой женщины, но у меня душа и сердце короля, и короля Англии».
Она поистине была великой. Я была вынуждена признать это. Она любила Англию. Возможно, это была ее единственная истинная любовь. Ради Англии она отказалась от брака, который могла бы заключить с Робертом, а я убеждена в том, что именно этого она жаждала всем сердцем в дни своей юности. Она была верной женщиной. За королевской гордостью скрывалось любящее сердце, точно так же, как блестящий политик таился за внешностью легкомысленной кокетки.
История той великой победы всем известна. Наши небольшие английские корабли оказались гораздо маневреннее именно благодаря своим размерам. Они метались между мощными, но неповоротливыми галеонами и сеяли среди них ужас и панику. Англичане направляли брандеры [14] на огромные испанские суда, и великая армада, прозванная испанцами Непобедимой, была разгромлена и повержена у берегов Англии. Множество несчастных испанцев утонуло, некоторых из них волны выбросили на берег, где им не приходилось рассчитывать на гостеприимство, остальные с позором вернулись к своему испанскому повелителю.
14
Брандеры — подожженные лодки с горючими материалами и взрывчаткой.
Последовало небывалое всенародное ликование. Вокруг зажженных по всей стране костров танцевали, пели и поздравляли друг друга с победой подданные великой королевы.
Народ понял — пока Англией управляет Елизавета, ей ничто не угрожает. А она, оставаясь верной себе, приказала отчеканить медали с девизом Venit, Vidit, Fugit,обыграв девиз Юлия Цезаря, который пришел, увидел и победил, в отличие от испанцев,
15
Женщина — автор этого дела (лат.).
16
От английского слова glory, что в переводе означает «слава».
Это была ее победа. Она олицетворяла собой Англию.
Кончина Лестер
Прежде всего и прежде всех остальных людей, я обязан упомянуть мою самую любимую и милостивую принцессу, чьим подданным меня сотворил Господь, и которая всегда была щедрой и благородной госпожой.
Я была в Уонстеде, когда Лестер вернулся домой. Сначала я не поняла, как тяжело он болен. Он все еще находился в приподнятом настроении после одержанной победы. Никогда до этого он не был в такой милости у королевы. Будь ее воля, она вообще с ним не расставалась бы. Однако теперь она отослала его прочь, опасаясь за его здоровье.
Обычно он не ездил в Букстон в это время года, но сейчас она приказала ему отправиться туда без промедления.
Я внимательно на него посмотрела. Без своих сверкающих одеяний он выглядел совсем старым. Он еще сильнее растолстел, а его молодость осталась в далеком прошлом. Я невольно сравнивала его с Кристофером и понимала, что больше не хочу ложиться в постель с этим стариком, несмотря на то что он остается графом Лестером.
Казалось, королева не знает, как еще ей его облагодетельствовать. Она пообещала сделать его лордом-наместником Англии и Ирландии. Это давало ему такую власть, какой еще не располагал ни один из ее подданных. Похоже, она решила не водить его более за нос. Это была, конечно, не корона, но нечто весьма близкое.
Это понимали и другие. Берли, Уолсингем и Хэттон убеждали ее не совершать этого, по их мнению, необдуманного поступка, что выводило Лестера из себя.
— Но она это сделает, говорил мне Роберт, глядя на меня глазами, некогда такими ясными и сверкающими, а теперь опухшими и красными. — Вот увидишь, она это сделает.
И вдруг он все понял.
Быть может, это произошло потому, что он перестал так много думать о государственных делах. Быть может, это болезнь сделала его восприимчивее, а его нынешнее состояние оказалось намного серьезнее, чем за все годы, которые он страдал от приступов подагры. Быть может, меня окружала аура, которая окружает всех влюбленных женщин, потому что я была влюблена в Кристофера Блаунта. Не так, как некогда в Лестера. Я знала, что в моей жизни больше не будет ничего подобного. Но мое нынешнее чувство походило на бабье лето любви. Я была еще достаточно молода, чтобы любить. Я выглядела и чувствовала себя моложе своих сорока восьми лет. Мой любовник был моложе меня на двадцать лет, но мне казалось, что мы с ним одногодки. Я в очередной раз осознала, как я молода, оказавшись лицом к лицу с Лестером. Он был больным и старым человеком, а я лишена дара вечной любви и преданности, свойственного королеве. В конце концов, ради Елизаветы мною много лет грубо пренебрегали. Меня изумляло то, что, видя, каким он стал, она продолжает его любить. Передо мной раскрылась еще одна грань ее удивительной души.