Соперник Цезаря
Шрифт:
Конец июля 59 года до н. э
I
— Где Фульвия? — спросил Клодий, заходя прямиком в малый атрий сестры.
— Зачем она тебе? — Прекрасная матрона изобразила недоумение.
— Забавная мордашка.
— Хочешь, чтобы тебе отрезали яйца?
Клодия рассматривала свое лицо в серебряном зеркале. Быть может, сравнивала себя с отсутствующей Фульвией?
— Так где она? — Клодий уселся на стул. — Куда ты услала девчонку?
Матрона
— Сегодня утром уехала. Юной невинной девушке не стоит с тобой встречаться. — Она повернула зеркало так, чтобы видеть лицо брата.
— Она в поместье отца?
— Может, да. А может, и нет. Это ты прислал мне сегодня новенькую тогу? [98] А? — Клодия отложила зеркало и повернулась к брату. — Я почему-то думаю, что ты.
98
Тогу вместо столы носили уличенные в измене мужу матроны, а также продажные девки.
— Новую тогу? Нет, дорогая. Я бы послал тебе старую.
— Что?!
— Дешевая шутка. А новая тога стоит дорого.
— Кто, в таком случае? Ты знаешь?
Клодий пожал плечами, хотя подозревал, что тогу прислал Целий Руф — выходка в его стиле.
— Хорошо, я скажу, где Фульвия. — Клодия скорчила гримаску, сверкнула белыми, как жемчуг, зубами и внимательно осмотрела их в зеркало. — Но взамен сдай крыло в своем доме Целию Руфу. Он просил посодействовать ему в этом деле.
— Зачем мальчику моя пристройка? Мало места в отеческом доме? — Клодий сделал вид, что удивлен.
— Целий уже не мальчик. — Клодия тронула пальцем кожу около глаза и вздохнула. — Псекада, — обратилась она к рабыне — та как раз заглянула в атрий. — Вели немного подогреть масло, не люблю, когда меня натирают холодным. — Рабыня исчезла. — Неужели непонятно? Целию надоело жить под приглядом отца. Старики редко нас понимают. Так что, будь добр, помоги Целию.
— Тридцать тысяч в год, — отвечал Клодий, небрежно вертя рукоять кинжала.
— Тридцать тысяч? Да за такие деньги можно нанять целый дом.
— Можно. Но не на Палатине. И не рядом с тобой, моя Волоокая.
— Пять тысяч.
Клодий расхохотался:
— Для тебя, сестрица, я готов на многое. Но разоряться не входит в мои планы.
— Хорошо, минимальная цена, которая тебя устроит, учитывая, что я выступаю посредником.
Клодий задумался. Он любил эту женщину, хотя сейчас, пожалуй, его любовь больше всего походила на братскую. Капризам Клодии трудно было противиться.
— Десять тысяч, и половина — вперед. — Он назвал справедливую цену, и Клодия подтвердила это кивком головы. — Но только как же поэт? Разве он получил отставку? Еще вчера ты с ним миловалась.
Клодия отрицательно
— И сегодня вечером Катулл снова придет. Целий Руф, конечно, мерзавец. Но он обворожителен, в отличие от Катулла. А я, — она капризно наморщила носик, — ценю мужскую красоту. Ты же знаешь. — Она бросила выразительный взгляд на брата.
Да, он знал ее слабости. Бедная сестрица — уж кого-кого, а покойного Метелла Целера красавцем нельзя было назвать.
— Так где же Фульвия?
— Не скажу.
— Ты обещала.
— И что? Теперь все обещают, но не торопятся выполнять, я многим обещаю, а потом забавляюсь, глядя, как они злятся. Ты великолепен, когда злишься. Глаза так и горят!
— Ошибаешься, сестрица. Мы, римляне, всегда держим слово. А кто не держит, того карает Юпитер, следящий за тем, как выполняются клятвы.
— Я не клялась!
Клодий поднялся и направился к двери: ему со своими людьми ничего не стоило найти девушку. Это займет лишний день или два.
— Уехала на виллу к тетке, — бросила ему в спину сестра.
Клодий обернулся:
— Почему не к отцу?
— Говорят, он обожает разные забавы, слишком смелые для отца семейства. Неужели эта глупышка так тебя очаровала? — Клодия отшвырнула зеркало. Металл зазвенел, ударившись о мозаичный пол.
— Ты что-то имеешь против?
У нее задрожали губы. А в глазах — о, боги — стояли слезы. Она ревновала. Ему показалось, что он ощутил ее боль. Клодий вернулся, нежно похлопал ее по руке.
— Мы же брат и сестра, Клаудилла… Брат и сестра. — Он ободряюще улыбнулся. — У тебя есть Катулл и Целий. Один — поэт, другой — красавец.
Она отвернулась. Плачет? Неужели она способна плакать?
— Ненавижу, — почти беззвучно шепнули полные алые губы.
«Цицерон будет в ярости, когда узнает, что Целий поселился в моем доме», — подумал Клодий.
Она осторожно шмыгнула носом, поправила волосы и вновь повернулась к брату. Глаза ее блестели ярче обычного.
— Значит, тебе захотелось невинную девочку? Да, телом она невинна. Но Катулл говорил, что сосет она умело.
И, увидев растерянное, сделавшееся совершенно глупым лицо Клодия, она рассмеялась — сначала коротко и торжествующе, потом — совершенно истерически. Ну что, братец, хорош сестрин подарочек на прощание?
Он улыбнулся в ответ и вышел. В глазах на миг потемнело. И едва не получил по лицу. Успел увернуться — реакция у него была отменная.
Когда Катулл кинулся на него с кулаками вновь, сенатор схватил безумца за руки.
— Руф! Руф! — выкрикивал Катулл, как проклятие. — Дрянь! Подстилка! Сука!
— Прекрати! — Клодий встряхнул его как следует и оттолкнул. — Ты что, баба?
— Он отнял, все отнял! Все! Все! Подлая язва! Предатель! Вор! А я считал его братом и другом!
— Погоди, что ты бесишься?! Подумаешь, Руф! Она его скоро бросит, ты один у нее надолго.
— Врешь!
— Нисколько. Цезарь когда-то был ее любовником, но она его выставила.