Соперник Византии
Шрифт:
Неделю князя не видел никто. Он не выходил и никого не пускал к себе. Единственный человек, который даже без стука входил к нему, - это была Марфа. Она следила за комнатой князя и кормила его. Как в одежде, так и в еде князь был непривередлив.
– Кого ты нынче лечишь, Марфа?
– как-то спросил Святослав.
– Утина, Кожему, да вот несчастного Сучка. Но скоро его прогоню. Похлестали его изрядно, но не так сильно, завтра сниму примочки и пущу гулять.
– Так ты его ко мне призови.
– Хоть сейчас.
–
Иоанн-Сучок явился и сразу бухнулся на колени:
– Прости, Великий князь. Я ж без умысла. Видибож-сатана приказал.
– Ладно, вставай. Забудем, - сказал князь, - глаз у тебя наметан. Я тут порыскал, но никак не могу найти. А знаю, что здесь. Ну-ка поищи вина, Марфа небось запрятала от меня. А мы с тобой выпьем.
– Щас, Великий князь. По нюху найду. Так вот кувшин на столе стоит, - удивился Сучок, - чего искать?
– А ты погляди, чего.
Иван-Сучок взялся за кувшин, а он оказался легким и пустым. Снова понюхал воздух, обвел комнату долгим и внимательным взглядом. С тех пор, как он побывал здесь и несколько часов просидел рядом с раненым князем, ничего не изменилось. На верху пузатого, хорошо сколоченного шкапа ничего не было, дверцы его были распахнуты, и там хранилась посуда: стаканы, бокалы, золотые и серебряные кубки. Пусто.
– В чем вино было?
– спросил Сучок.
– В чем, в чем, в кувшине, - ответил князь, - только в кувшин его из чего-то наливали.
Задача оказалась не из легких. Надо ж было так спрятать, что найти невозможно. Сучок решил присесть на свой табурет, на котором он сидел во время дежурства у князя и, казалось, тогда все изучил. Поискал глазами. И за приоткрытой дверью, которая вела в закуток, где Марфа обычно готовила еду князю, увидел свой табурет. Захотел сдвинуть его, а он не двигается, заглянул вниз - и боже мой! Бочонок почти полный!
– Хи-и...
– заверещал Сучок, - вот он, мой родненький! Вот он, богатырь пузатенький. Радуйся, князь, нашлась пропажа!
Сучок подхватил бочонок и заполнил до предела кувшин, который снова поставил на стол, а бочонок снова под табуретку.
– Какие бокалы, князь?
– спросил он.
– Серебряные... За упокой брата моего Улеба и всех других, - угрюмо молвил он и не отрываясь выпил весь бокал.
Потом встал, достал меч, вытащил из ножен и провел пальцем по лезвию.
– Наливай!
– приказал.
Сучок с опаской посмотрел на князя и наполнил бокалы. В кувшине вино закончилось. Князь взмахнул двумя руками и всадил меч в пол. Присел, поднял бокал и сказал:
– А теперь выпьем за его суть, здоровье и долголетие.
Внимательные, острые, прицельные глазки Сучка округлились.
– Князь, - изумленно спросил Иоанн, - так это ж железо?
– Пей, - приказал Святослав, - это Правь! Это сама Правда, что борется со Лжой.
Князь плеснул вино на меч и сам выпил.
–
Сучок уже опьянел, но не совсем так, чтобы не думать. Потому он подпер ладонью голову и стал мыслить:
– Жизнь прожить - не поле перейти, князь. Жизнь жизни рознь. Житье на житье не приходится - где ползок, где скачок, где промок, а где обогрелся, где голодок, где полный пузок, где хорош, а где без порток. Тут, князь, все от Бога, а больше от самого себя. Где возгордись, а где поклонись - все дано для жизни. На Бога озирайся, а сам пробивайся. Пойду вздремлю.
Когда вошла Марфа, то увидела забавную картину: князь лежал на кровати, обняв меч, как любимую, а Сучок на полу, положив голову и обняв табуретку с запрятанным бочонком вина.
Утром Великий князь призвал к себе Свенельда. За время похода на Балканы из крупного, бодрого, подвижного воина он вдруг превратился в высокого тощего старика, с медленным шагом и тяжелым придыханием. Часто останавливался, чтобы перевести дух. Но сильные руки еще крепко держали меч, а в глазах так успокоенно и, видимо, надолго засела мудрость бывалого человека.
– Я ушел из Киева не затем, чтобы возвращаться, - говорил, раздумывая, Святослав Свенельду.
– Мне там все чуждо. Уделы раздал сыновьям, а себе ничего не оставил. Отнимать, что ли, у них? Это не по мне. Но мне нужно свежее войско и запасы еды. К весне, как я думаю, мы совсем оголодаем. И никто, кроме тебя, не сможет помочь мне. Придется тебе идти на Русь.
– Я сам думал об этом, но хватит ли сил? Да и мошна у меня скудная. Лошадей прикупить надо, да и пища в дороге понадобится, покупать придется.
– Я тебе кое-что добавлю, - Святослав позвал служка, -вытащи из-под кровати мешок.
В мешке оказались монеты разных государств: золотые, серебряные и медные. Несколько ожерелий, куча камней, ножи, бокалы, кольца, браслеты, подвески и всякая дорогая и бесполезная мелочь. Святослав отобрал золотые и серебряные монеты и кучу подвинул Свенельду: это за коней. Браслеты, кольца, бокалы также подвинул: это на питание. Все остальное снова собрал и бросил в мешок:
– Плата Цимисхия за то, что мы оставили Доростол. А расплачивался негодяй, видимо, чужой казной, все это схапал у болгар.
Свенельд подумал, что Святослав мог бы дать и боле, он всегда был предусмотрительным, но просить больше не стал, у него самого было достаточно награбленного в Македонии.
– Пойдешь по Бучу и через тиверцев и уличей, там отдохнешь, а потом на Переяслав.
– Нет, князь. Там я и останусь навсегда, как твой отец у древлян. Ты думаешь, они простили мне Пересечень, который я в конце концов взял приступом? Слишком мало воинов у меня будет, да и те еле пойдут. Тебя они с миром пропустили, как законного Великого князя, а на меня до сих пор клыки точат.