Сор из избы
Шрифт:
Пробило двенадцать. Мать украдкой вытащила из-под подушки колоду карт и загадала:
— Что было, что будет?
Карты обещали ей жизнь новую, интересную и богатую, как у людей.
«Месяц-два — и меня переведут в кузнецы! Полегче будет!» — успокаивал себя Галкин, распечатывая второй день своей трудовой биографии. Руки ныли, не слушались, страшась заранее.
Мастер тоже времени не терял. Во-первых, ему было ясно, что Галкин теперь протеже начальника цеха, родня по духу, один крестный у них, Федор Мудрых, а крестники старого кузнеца живут дружно и в обиду друг друга не дают. Во-вторых, Здоровилло не сбрасывал со счетов Хахина с Перевязьевым и не верил в их скорое увольнение. У Хахина супруга
Свернут слесаря шею Галкину, не уследишь. И Савенко он не в помощь. Савенко — золото человек, из него веревки вьют. А Галкин пользуется. Втерся в доверие. Ему, конечно, хорошо, а делу… Норму вчера Савенко не дал, выход брака увеличил.
По всему выходило, что в цехе Галкину не место. Хлопотно. Для пользы дела податься ему надо на сторону. К примеру, на базу. Паренек в том возрасте, когда его можно послать даже за спиртом. Взрослого не пошлешь. Соблазн велик. Здоровилло уже обжегся: послал однажды хорошего штамповщика и тот вернулся через три дня через вытрезвитель. Теперь репутацией никто рисковать не хотел.
— Пошлем тебя по линии снабжения! — Здоровилло перехватил новичка на пути к молоту Савенко.
— Руководящая работа? — понял Галкин.
— Само собой… Сам ли станешь бегать или вокруг тебя забегают, от тебя зависит! — объяснил мастер. — У снабженца власть в товаре. Дефицит! Для начала разведаешь насчет реагента к пожаротушению и робота на участок ремонта, чтобы Хахина с Перевязьевым заменить… С год как обещают, а концов не видать. Надо протолкнуть. Знаешь, какое у нас обеспечение? Центральное! Бумажки выдадут, пообещают и забудут. Дескать, отоваривайтесь сами… Реагент, между прочим, не пустяк, наверное, с градусом! Глаз не спускай! Очень может быть, что его алкают, закусивши. Бывают мастаки! А ты не суйся, не откупоривай, пломбы не срывай и другим не давай. Грузчики, говорят, там охочи… Держись крепко!
В руках у Галкина оказалась пачка бланков строгой отчетности с лиловыми записями и печатью, заставившей екнуть сердце не избалованного доверием новичка.
Галкин рванул на третьей передаче, срезая углы и сшибая пустую тару. Он запрыгнул на ленту быстрого конвейера, меж стальных заготовок и выехал к аллигаторным ножницам, не подозревая плохого. «Аллигатор» изготовился разрезать его пополам, согласно технологической карте, чтобы из Галкина получились два обода к стогометателю или сеялке. Но Поля Перетягина, работавшая на ножницах, в последний момент заметила Галкина среди железа и рванула тормоза. Ножницы встали, разинув пасть. Паренек выкатился на землю, не выпуская из рук бланки строгой отчетности.
— Кто ты так-кой? — с испугу заикалась Поля. Галкин молчал, испугавшись задним числом. У Поли Перетягиной было пять детей от двух мужей и ни копейки алиментов. Ничьей крови она не желала и готова была воспитать всех пятерых сама. Она устала от выходок мужской половины общества и лишь устало спрашивала, когда же они, то есть мужики, поумнеют и бросят глупые шутки с женщинами, занятыми работой!
Успокоившись, она подумала, что надо побыстрей женить Галкина, пока он не попал в аллигатор или под пресс и не лишился чего-нибудь жизненно важного. На эту тему она повела горячую беседу с тавровщицей Надей Потеряевой, работавшей по соседству, на плугах и ободах, и скоро к устройству личной жизни Галкина подключились все женщины участка. Наденька оказалась ровесницей Галкина, но была гораздо спокойней и умудренней жизнью. На нее всякий заглядывался, да не всякому она верила. Женщины решили познакомить Галкина с ней, может, чего и получится? А если женщины задумали и пришли, к мнению, то сколько бы Галкин ни прыгал, ему это не поможет…
А Галкин тем временем, не зная сердечных забот, залез скорехонько под состав с готовой продукцией,
Галкин вылез из-под вагонов целенький и счастливый, как полтинник, общаться с локомотивными бригадами ему было не в новинку, он в свое время вылезал живехоньким из-под мчавшегося курьерского… На вопрос диспетчера машинист признался, что работать сегодня не может, руки дрожат: потому как чуть не разрезал паренька сегодня возле кузнечного… А может, и разрезал, кто знает, надо поискать у эстакады.
Останки несостоявшегося жениха прибежали искать, в помощь машинисту, Наденька Потеряева и Поля. У эстакады никого не нашли, кроме смазчика, веселого от природы.
— Когда по живому цельный состав с тракторами пройдет, — сказал он Поле, — спрессует в кирпич, хоронить нечего!
И указал на силикатный кирпич, помазанный красным, лежавший на шпалах.
— Сам ты кирпич, мордастый! — не приняла шуток Поля. А Наденька теребила ее и спрашивала: какой Галкин собой, высокий или низкий, блондин или брюнет?
— Красавец! — сказала Поля, грустно вздохнув. — Помнишь моего второго мужа, Кольку? Вылитый! Во внешности, конечно…
О прочих качествах она промолчала, вспомнив, что второй ее муж отбывал срок за рукоприкладство.
— Бедненький, — причитала тихонько невеста, — несчастный!
Ей даже показалось, что она видела где-то Галкина, на дискотеке или в очереди в салоне «Молодежная мода» за фирменным комбинезоном с карманами-сумками у колен. Он тоже, наверное, ее помнил…
Галкин ничего не помнил и в «Молодежную моду» не попал, хотя и занимал очередь с рассветом. Надо было с вечера. Теперь он вышагивал за воротами завода, насвистывая и наслаждаясь жизнью. Солнце лезло в зенит, задавшись целью ужалить Галкина в самое темечко, и, как бывает в эту пору, в бурьяне у заводской ограды лежала «шабашка» из гулящего люда, собираясь с силами на халтуру.
Однако он сразу сошел с пути истины, когда разглядел под цветущим кустом черемухи длинноногую особу, не успевшую загореть, в купальнике и дымчатых очках. Очки были в пол-лица, по моде. Галкин под их защитой встал на четвереньки и полез поближе. Подумал и лег бок о бок с блондинкой, солидно пошуршав бланками строгой отчетности и не зная, куда их положить, под голову или в ноги.
Был он еще в том возрасте, когда мечтают о принцессах. Смешно думать, что явится она в золоченой карете и хрустальных башмачках, когда часы пробьют двенадцать. Галкин давно догадывался, что истинная принцесса скрывается в образе Золушки, то есть обыкновенной голенастой и веснушчатой девчонки. Надо лишь быть внимательным и готовым. И Галкин не зевал. Совался к каждой, пялил глаза даже на чужих невест в свадебном наряде. Невесты ему нравились. Было в них и в самом деле что-то от принцесс из сказки: красавицы стройные, нежные, ласковые… Женихи Галкину не нравились, сказкой тут, по его мнению, даже не пахло. Был расчет. Он им не прощал суетливости, поспешной цепкости, с которой они торопились в загс, уводя невест с глаз долой и не давая полюбоваться. Ясно было, что женишки ревнуют, хотя и не прочь похвастать.
Галкину всякий раз казалось, что принцесс ждет разочарование, и он лично готов был их утешить, если потребуется. Главное, чтобы муж был в командировке. Но утешителей тоже хватало. Галкин слышал, как парни хвастали интригами с замужними дамами, но лично ему похвастать было нечем.
Девчонки почему-то всерьез его не принимали, и если он лез обниматься, ужасно обижались и обзывали хулиганом. Они ждали принцев, не иначе. Галкин на сказку меньше всего походил, он это и сам сознавал. К тому же ходили слухи, что он пьет, как папаша, рано или поздно отличится.