Сор из избы
Шрифт:
— Подать напряжение!
— Включить рубильник!
Дело шло даже быстрей, чем ожидалось. В горячий момент приехала «Волга» директора. В кабине один шофер. Где «сам»? Галкин метался по цеху, чтобы ухватить след. Куда он мог пойти?
— Напужались? — посмеивался понимающе шофер. — Раньше срока. Он завтра приедет…
— А «карета» зачем? — у Галкина заныло под ложечкой.
— Сегодня я ваш, в полном распоряжении! — признался наконец шофер. — Приказано содействовать…
Пал Палыч опасливо косился на «Волжанку» и ездил на чем попадет, вплоть до трактора-попутки. Галкин тоже совестился. И «Волгой» завладели
Светильники Махиня привез. И сразу поехал за белилами, стальным уголком, электродвижками, стеклом…
— Накладные возьми! — чуть не плача, молил Пал Палыч. — Я так не привык…
Но и сам Махиня был на последнем взводе, блуждал взором и походил на ненормального. Ему все отпускали с базы, на слово, испытывая судьбу, согласно какому-то высокому распоряжению. Одно дело распорядиться, другое — воплотить в жизнь. Махине это давалось нелегко, он был впечатлительный и доверие Богдановой целиком принимал за свой, счет. Внедрял новые отношения в забюрокраченныи снабсбыт.
— Торопишься в рай, Махиня, да грехи не пускают! — пытался втолковать Пал Палыч. — В будущем, конечно, люди порвут накладные, используют их на… ты меня понимаешь, — деликатно намекал он.
— На подтирку? — не собирался деликатничать с бюрократами Махиня. — В нужнике!
— Но пока что, — повышал голос Пал Палыч, — на слово верить всем нельзя! А у тебя сплошь дефицит! Не надо искушать, прошу… Таких, как ты, немного…
— Много, если поглядеть! — возразил Махиня и уехал в будущее, получать под честное слово спирт-ректификат для промывки гидравлики и точных измерителей. То было самое тяжкое испытание. Галкин вспомнил бочку с реагентом и затосковал, в предчувствии нехорошего.
Но Махиня вернулся с флягой спирта, трезвый и спокойный. Спустил флягу на землю и пошел, не глядя. Он доверял людям, как доверяли на базе ему. Будто во фляге была вода из-под крана, а не спирт.
— Будущее надо начинать сегодня, Пал Палыч! А не ждать понедельника, — с укоризной сказал Махиня, руки у него больше не дрожали от волнения, испытание он выдержал и мог спокойно взяться за кирпичи. Стены цеха в его отсутствие по снабженческим делам успели вырасти до второго этажа.
Стройка была тоже какая-то несегодняшняя, из будущего. Пухла как на дрожжах, все было под рукой и всякий каприз затихал сам собой, в предчувствии обеда в шикарном кафе «Уральские пельмени». Строители обычно обходились беляшами и кефиром. В заводских столовых на них поглядывали как на непрошеных гостей и попрекали куском. А тут на автобусах катают. Аппетит, конечно, хороший…
Вечером, в определенный час, заводоуправление сорвалось с мест, смешавшись в однородную толпу, и покатилось вниз по лестнице к выходу. Конец рабочего дня прозевала лишь секретарь директора, она осталась сидеть за машинкой, прислушиваясь и досадуя на громкий говор и смех убегавших от забот служащих и ИТР…
И как назло, пропустив толпу, на лестницу внизу ступил какой-то старичок с признаками сердечно-сосудистой недостаточности. В приемную он приковылял, держась за стенку, пробыл там недолго и вышел гораздо бодрей, чуть не трусцой поспешил
— Я же вам сказала: его нет! Сейчас попробую вызвать! — без видимого желания сказала секретарь. Недоверчивый старичок сам себе усложнял жизнь и не давал жить другим. Секретарь изящно и ловко раскрутила диск телефона кончиком карандаша.
— Цех сепарации? Пригласите товарища Галкина!
— Галкина? Ага, понял, счас! — торопясь пообещал кто-то. В трубке начало трещать и взрываться, будто ею заколачивали в стену гвозди.
— Вам кого, деушка? — спросил другой голос, уточняя.
— Все того же, — строго напомнила секретарь, не желая менять намерения. — Галкина! Я жду…
Забили еще гвоздь.
— Галкина тут нету! Есть Ильин! — сказали убежденно. — От него вчера жена ушла, хотите познакомиться?
— Как нет? Что вы плетете? — растерялась секретарь. Она не любила иметь дело со стройками и неустоявшимся контингентом. Хотелось доложить директору о балагане, в который превратили цех сепарации Пал Палыч с Галкиным. Но тотчас же включился Галкин. Дышал он шумно, видимо, вбежал.
— Из приемной директора, — сухо сказала секретарь. — Приезжайте немедленно. Вас ждут!
— Что случилось? — не мог взять в толк Галкин. — Кто ждет?
— Увидите! Прошу не задерживать товарища и меня, — сказала секретарь и сделала паузу.
— Хорошо, — наконец понял, чего от него ждут, Галкин. — Еду!
Но трубку первым не положил, надеясь на что-то. Держит его цех сепарации, ох держит. Почему бы? Не могла понять секретарь и хмурилась. Она любила ясность. А в голову лезла чушь, навроде неудачника Ильина, от которого вчера ушла жена. И поделом! Наверное, этот Ильин пустой человек и трепло. Лично она на работе привыкла работать.
Секретарь пересела к пишущей машинке и заложила двенадцать листов с копиркой, для приказа по заводу о конкурсе на лучшее рацпредложение по утилизации отходов. Первую премию она присудила бы себе самой: уже пятый год сдает макулатуру в обмен на книги. Сберегла целую рощу. Если бы каждый так старался на своем рабочем месте, природа не знала бы забот. Других отходов в приемной, к сожалению, не было, иначе бы она нашла им применение почище Галкина.
Галкин не заставил ждать, вбежал и уставился на старичка, не признавая. Тот тоже глядел с недоверием, достал платок и высморкался вместо приветствия.
— Бывай здоров, дед! — вежливо сказал Галкин. Старость он считал чем-то вроде личной трагедии индивидуума, как аварию на транспорте, и надеялся ее избежать.
— Я не дед, а профессор Иван Дмитриевич Масленников, доктор исторических наук, зав. кафедрой, писатель-краевед, председатель городского совета по охране памятников истории и культуры, — перечислял старичок. Выходило, что старость для него вовсе не трагедия, дай бог всякому… Пресс учености давил на Галкина, заставляя слушаться и повиноваться. Прошли в кабинет зама по коммерции, чтобы заняться вплотную проблемой утилизации отходов исторической науки. Старик начал издалека: