Сорные травы
Шрифт:
Кровь все равно прибывала, давление скатилось до шестидесяти четырех.
— Еще плазму. И пустите сильнее по вене. Я не успеваю перекрыть отток.
Печень снова начала сочиться кровью. Я глянул на зажим — вроде крепко держится. Но все равно пора снимать — время на исходе. Откуда крови-то столько?
Дошивая артерию, я устало вздохнул. Кажется, успели. Почку девочка сохранит — не вижу причин для удаления. Убрал зажим с сосудов — открывшееся снова кровотечение уже так не пугало, как рана на почке. Аккуратно я стал приводить печень в порядок…
Давление ухнуло сразу до сорока,
— Бл…дство, — выматерился интерн, — что ж за хня?
Полностью с ним согласен, но не было времени что-либо ответить. Такое ощущение, что кровь стала сочиться чуть ли не из самой брюшины.
— Еще криопреципитата, — крикнул я, лихорадочно перекрывая новые участки кровотечения.
И тут сердце встало. Давление покатилось вниз.
Медсестра вкатила два шприца сразу в трубку капельницы — ноль реакции, последние пики пульса на кардиомониторе стирались ровнехонькой, чуть-чуть волнистой линией. Анестезиолог достал дефибриллятор — дал разряд, второй, третий. Тело на столе безвольно дергалось под импульсами.
Еще укол адреналина.
Три разряда.
— Все, — сказал я, снимая маску. — Хватит.
И только теперь вспомнил, откуда мне знаком такой характерный рисунок поверхности печени. Бывает же — в пылу операции все ненужное уходит куда-то в дебри памяти, как будто сознание само решает, что важно в данный момент, а что нет. Хотя даже пойми я это сразу, не факт, что помогло бы, что спасла бы догадка умершую девушку.
Я вышел из операционной через пять минут, прямо в заляпанном кровью фартуке. Не люблю выглядеть хирургом-маньяком — всегда стараюсь поаккуратнее работать. Но, видимо, сегодня день такой, что все через задницу получается. Настроение было соответствующим — хотелось кого-то убить. Желательно в первую очередь новых знакомых с короткостволами по карманам.
Бугаи сидели, как школьники, — смирно и тихо. Подскочили, только меня увидели.
— Ну?! — открыл было рот Бычара.
— На чем она сидела? — сразу наехал на него я.
— Чо?
— Не «чо», а на чем она сидела?
Удивительно, но этот вполне себе простой вопрос сбавил градус нахальства у моих новых знакомых.
Лысый угрюмо спросил:
— Тебе-то что?
— А сказать не могли, идиоты? — Меня несло, и останавливаться я не собирался. — Предупредить нужно было, что ваша подопечная — конченая наркоманка, а не пушкой махать.
— Да ты знаешь, кто она? — рявкнул Бычара. — Она дочь Коломийского. Вякнешь кому-то, я тебе голову в жопу засуну.
— Не вякну. — Мне резко стало на все плевать. — И никому это уже интересно не будет.
— В смысле? — испуганно спросил Лысый.
— Девушка умерла. Сильная потеря крови. При частом употреблении кодеинсодержащих препаратов нарушаются механизмы свертываемости — даже специальные инфузии, что я в нее влил, дела исправить не смогли. Да и от героина такое бывает. Потому и спрашиваю… Сказали б, что ваша подопечная — прожженная наркоманка, может, и вытянули бы.
— П…ц тебе! — заорал Бычара, хватаясь за пистолет.
Но Лысый удержал его за руку.
— Стой, Вадим. Если грохнешь доктора, то кто подтвердит хозяину, что мы ни при делах? Он же нас
Удивительно, но столь проникновенная тирада товарища возымела действие. Бычара неловко убрал руку. И хмуро поглядел на меня:
— Еще увидимся, доктор. Хозяин захочет с тобой поговорить.
— Не думаю. — Я, нагло развернувшись к ним спиной, пошел снимать окровавленный костюм. Дико хотелось в душ и чего-нибудь алкогольно-высокооктанового. Но еще сильнее хотелось, чтобы этот ненормальный день побыстрее закончился. Или хотя бы не приносил больше сюрпризов.
Эти два брата-акробата крепко меня разозлили. Что ж за мода такая пошла — крайними врачей делать. Должны спасти, должны вылечить, должны сделать невозможное — и никакой исход, кроме благополучного, не подразумевается. Жаль, что никто, кроме нас, не знает, сколько болезней в сухих строчках инструкций дополняются фразой «при адекватном лечении смертность не более такого-то количества процентов». Мы порой вытягиваем с того света, когда сами не верим в благополучный исход, но никто этого не замечает, не хочет замечать. А не получается — общественное мнение с радостью хавает объяснение, кто виноват от и до.
Да и не стоит обывателям всего этого знать — а то еще повесятся с перепугу, как поймут, насколько она хрупкая — эта жизнь. Нет, мы точно не герои, побеждающие смерть инъекцией да таблеткой. Мы шулера, которые раз за разом обманывают старуху с косой, выставляя ее за дверь больничной палаты.
Вернувшись в отделение, я услышал, как визжит старшая медсестра. Следом донесся крик:
— Кто-нибудь! Сюда! Он встал!
В конце коридора из палаты выскочила Валентина Матвеевна, причем с такой скоростью, как будто за ней гнались ромеровские зомби, подвывая: «Мозги! Мозги!»
— Кто встал? — не сдерживаясь, заорал я на весь коридор. — Что еще случилось?
— Иван Игоревич! Иван Игоревич! — Истерические нотки никуда не делись, Валентина Матвеевна подбежала ко мне, вцепилась в плечо. И тут я с удивлением понял, что медсестра от страха еле на ногах держится.
— Кто встал? — уже тише и спокойнее повторил я.
— Труп! — то ли всхлипнула, то ли взвизгнула старшая.
— Пойдемте глянем. — И почти что галантно подхватив ее под ручку, потащил к дальней палате. Насколько я понял, именно туда снесли все трупы, пока работники морга за ними не придут. — Валентина Матвеевна, может, вы просто ошиблись?
— Не-ет, — всхлипнула женщина, — я туда зашла окна проверить. И тут он приподнимается и простыню с себя снимает.
— Может, вы слишком поспешно его в трупы записали?
— Вы что? — обиделась медсестра. — Как тут ошибешься? Я же сама с Сергеем Валентиновичем его реанимировала. Разряд давали, адреналин ввели — сердце даже не дернулось.
— Извините, Валентина Матвеевна, — повинился я. И вправду, уж кому-кому, а старшей медсестре стоило в этом доверять — с ее-то опытом. Мертвого от живого точно бы отличила. Ну, разве что кроме какого-нибудь экзотического случая, вроде летаргической комы. Да и Луканов бы такой глупой ошибки не совершил — педантичная сволочь, не позволяет себе ошибаться. Два опытных человека — и вдруг приняли живого за мертвого? Странно.