Сорок монет
Шрифт:
— Поедет ли он?
— Если он уважает отца, то должен.
— Вообще говоря, я для этого и приехал.
— Вот и отлично. Пусть едет и не задерживается здесь ни на минуту! Нечего ему тут делать! — твёрдо заключила Сульгун и встала.
Её последние слова особенно понравились Тойли Мергену. Поэтому, увидев, что девушка взялась за сумку, он спросил:
— Ну, а куда же вы сейчас? Помнится, вы что-то говорили про обед?
— Вы же сказали, что сыты, Тойли-ага. А теперь я не успею ничего приготовить. Через
Оставшись один, Тойли Мерген погрузился в размышления. Он думал о сыне, о Сульгун, о том, как посмотрит на всё это жена, думал о себе. Но так ничего и не решив, впервые за долгий день улыбнулся.
Тут в дверях появился Аман. По тому, как он взмок, было видно, что парень бежал всю дорогу. Однако, не дав вытереть пот со лба, Тойли Мерген спросил:
— Ну что, освободился? Ты чего молчишь? Или выпил?
— Ах, настроение у меня было поганое, я и тяпнул перед уходом стопку.
— Ну, и как, поправилось настроение?
Аман промолчал.
— Сегодня перед уходом стопку, завтра перед приходом, а послезавтра в арыке тебя искать придётся, Если из-за плохого настроения надо пить, то мне, пожалуй, следовало бы искупаться б водке. Сейчас меня одно интересует — освободился ты или нет?
Аман не спешил с ответом. Он ослабил узенький чёрный галстук, расстегнул пуговицу воротничка и только тогда хмуро проговорил:
— Сначала посмотрим, как сложатся твои дела.
— Пусть мои дела тебя не беспокоят. Ты лучше скажи, почему ты ушёл из автопарка? И не крути, говори честно!
— Не поладил с директором.
— А он другое говорит.
— Значит, ты и у него побывал?
— Пришлось. Ты же не счёл нужным посоветоваться с отцом! Чего ты с ним не поделил?
— Ненавижу лживых людей. Я не знаю, что он тебе наболтал, но уверен, что ни одного слова правды. Я всё-таки довольно долго терпел. А ты бы и дня не выдержал. Да и вообще надоело мотаться днём и ночью. А в результате что?. Всё равно спасибо не скажут.
— Что, что? Спасибо не скажут? Ты думаешь, что говоришь?
— Да, думаю!
— А, по-моему, нет.
— Ну, ладно, папа, не делай вид, будто не понимаешь, о чём речь.
— Я никогда таких вещей не понимал и теперь не желаю понимать! Моими неприятностями ты пытаешься оправдать свой неразумный поступок. Это мальчишество! Мало того, что ушёл с работы, так ведь ещё куда ушёл. Будь, мол, что будет! Ну, на кого ты теперь сердишься? На самого себя! Сын Тойли Мергена… Инженер… Ресторан… Буфетная стойка… Уму непостижимо! Верно в пословице говорится: «Рассердился на вошь, сжигай одеяло». А все эти разговорчики насчёт того, что спасибо не скажут, ты оставь. Молодой парень, инженер. Стыдись, Аман!
— Передо
— Я уже сказал тебе, что запрещаю об этом рассуждать!
Опустив голову, Аман взъерошил волосы.
— И не распускайся, а вставай и иди! — добавил отец.
Аман поднял голову:
— Предположим, ты отвезёшь меня в колхоз. А дальше что? Место инженера-механика давно занято.
— Так, что же, по-твоему, и работы для тебя не найдётся?
— Например?
— Увидишь, когда приедем..
Аман окинул взглядом комнату и снова спросил:
— А что будет с домом, если я уеду?
Тойли Мерген давно решил судьбу дома, поэтому ответил не задумываясь:
— Это не твоя забота. Позвоним в городской Совет и скажем, что пусть распоряжаются домом по своему усмотрению.
Аман знал, что отец — человек твёрдого нрава, но добрый. Однако такая щедрость его просто огорошила.
— Это серьёзно, папа? — растерянно спросил он. — Может, шутишь?
— Мне сейчас не до шуток! — рявкнул. Тойли Мерген. — Вставай, поехали!
— Папа, дай мне подумать.
— Аман! Имей в виду: второй раз я говорить с тобой по этому поводу не буду, — непривычно тихо произнёс Тойли Мерген и, не оборачиваясь, вышел.
— Шекер! Моя Шекер!
Услышав властный голос мужа, Шекер торопливо вышла из кухни.
— Это ты, Каландар?
Ханов устало улыбнулся:
— А кто ж ещё может быть?
— Да я просто так спросила… Давай шапку.
— Караджа пришёл? — осведомился он и небрежно бросил жене шапку.
— Караджа? Племянник?
— Какой ещё племянник, что ему здесь делать? Караджа Агаев! Ревизор!
— Ну, так бы и сказал, — тот смешной человек… — Шекер улыбнулась, вспомнив Агаева. — Нет, не приходил. А ты что, просил его зайти?
— Да, условились, что он зайдёт сразу после работы. Обед готов?
— Конечно.
— Привяжи своего пса. Как бы он не вскочил на плечи ревизору, как тогда, помнишь…
— Давай ремень.
— Постой, раньше сниму сапоги. — Ханов почему-то не заставил жену, как обычно, стягивать сапоги, а снял их сам и бросил возле кушетки. — Ты отнесла маме деньги?
— Отнести-то я отнесла, но… — женщина виновато опустила голову.
— Ну, что ещё за «но»? Опять не повидала её? Сунула деньги внуку и ушла?
— Так ведь твоей матери не было дома.
— Вот, ей-богу, Шекер, вечная твоя доверчивость. Сколько раз я тебя предупреждал: если матери нет, не оставляй мальчишке и ломаного гроша. Когда придёт Агаев, поставь обед на стол, а сама не поленись, сходи ещё раз. А то пожалуется кому-нибудь, вроде Карлыева, дескать, сын меня голодом морит. А что я смогу возразить?