Сорок монет
Шрифт:
— Ну-ка, моя Алтын, выпей эту каплю!
— Не мучай меня, Каландар!
— Ну, пожалуйста!
Но она лишь упрямо помотала головой.
— Что ж, за твоё здоровье, моя Алтын! — вздохнул он и выпил один.
— Приятного аппетита!
Выпив ещё рюмку, Ханов отодвинул бутылку.
— Ты чего отодвигаешь? Пей!
— Нет. И с меня довольно! — ответил он и, о чём-то задумавшись, закурил.
— Не хочешь без меня? Обиделся?
Ханов приподнял голову и с любовью посмотрел на Алтынджемал.
— За что же обижаться? Вовсе
— Будто только сегодня меня увидел! — сказала Алтынджемал и слегка покраснела.
— Одно дело видеть, другое дело знать, моя Алтын! — серьёзно проговорил Ханов. — Прежде я тебя, оказывается, только видел. А сегодня и увидел и узнал.
— Ну и как, разочаровался?
Ханов ответил не сразу:
— Ты прекрасна, моя Алтын! А сердце у тебя, оказывается, ещё прекраснее, чем ты сама, — серьёзно продолжал он, лёжа на ковре лицом вниз.
Алтынджемал обняла Ханова и прижалась щекой к его спине.
— Знаешь что, Каландар! — заговорила она почти шёпотом. — Может, даже лучше, что у нас всё так получается?.. Слышишь, что я говорю?
— Не слышу.
— Слышишь! — с ласковой уверенностью продолжала она. — Слышишь!.. Может, если мы будем вместе, нам уже не будет так хорошо… Ты слышишь, что я говорю?
— Не слышу.
— Слышишь!.. Я скажу тебе ещё одну вещь. Можешь приходить, можешь не приходить — твоё дело. Мне и того довольно, если я изредка, хоть разочек в год, буду издали тебя видеть. Правда, мне и этого достаточно!.. Пройдёт время, я состарюсь, стану старушкой, седой, сгорбленной, беззубой. Но ты… ты для меня никогда не изменишься. Твои плечи, твой голос, весь твой облик навсегда останется таким же в моём сердце. И если я, уже старая и дряхлая, вдруг встречу тебя где-нибудь на улице, мне доставит огромную радость одно лишь право сказать, «Когда-то, очень давно, я любила этого человека!..» Больше мне ничего не надо! Ты слышишь, что я говорю?
— Не слышу.
— Неправда! Слышишь! Слышишь!
Лысый Ширли стоял, прислонившись спиной к столбу, на котором горела тусклая лампочка, и курил, с неодобрением поглядывая на злополучный «газик». Внезапно во двор гаража влетела «Волга» Чары.
Взвизгнули тормоза, машина замерла возле Лысого, а сам Чары откинулся на спинку сиденья.
— Что это ты сегодня? — лениво осведомился Ширли. — Можно подумать, будто за тобой кто-то гонится. — Усталой походкой он приблизился к парню. — Вы что, в пустыню не поехали?
— Сам видишь! — зло ответил парень и, отворив дверцу, бросил Лысому ключи от машины. — Лови! Загонишь её в гараж и закроешь ворота! — Он ступил на землю и захлопнул дверцу, намереваясь уйти.
— Ты куда? — удивился Ширли. — Мы же хотели сегодня покончить с ремонтом.
— Я уже со всем покончил. Больше ты меня здесь не увидишь.
— Да постой! — воскликнул Ширли и схватил Чары за руку. — Ты хоть объясни, что случилось?
— Ничего не случилось. Чем зря трепаться,
— За машину не беспокойся, — пытался образумить товарища Лысый Ширли. — Ну, поругал тебя Ханов, так стоит ли из-за этого обижаться. Завтра он же тебя отблагодарит.
— Он уже меня отблагодарил за всё… — ответил Чары и пошёл прочь.
Когда он выходил из ворот гаража, Ширли крикнул ему вслед:
— Постой! А что за портфель в машине? Твой?
— Какой портфель? — спохватился Чары и вернулся.
— Вот, — показал Ширли и, достав с заднего сиденья «Волги» пухлый портфель, протянул его товарищу.
— Положи обратно! — неожиданно приказал Чары и снова сел за руль. — Давай ключи!
«Лучше отвезти Ханову домой, — подумал он. — Чтобы уж за мной ничего не числилось».
Ничего не понимающий Ширли не успел опомниться, как «Волга» дала задний ход и пулей выскочила за ворота.
Злость и обида настолько завладели Чары, что он даже не подумал о тех последствиях, которые повлечёт за собой эта история для Ханова.
Было уже далеко за полночь, но Шекер всё ещё не ложилась. Внезапно стукнула калитка, и сразу лай собаки огласил двор. Шекер и сама не заметила, как выскочила из дома и подбежала к воротам.
— Это ты, Каландар? — с надеждой воскликнула она.
— Нет, это я, тётушка Шекер.
— Чары?.. А где же товарищ Ханов?
Ни слова не говоря, парень протянул ей портфель.
— Это что такое? А где он сам?
— Не спрашивайте лучше, тётушка Шекер, — только тут сообразил Чары, что теперь ему придётся рассказать обо всём.
— Почему это не спрашивать у тебя? — ужаснулась женщина и даже схватила его за руку. — Ну, чего ты молчишь? Он хотя бы жив?
— Ай, тётушка Шекер, нет человека здоровее вашего мужа.
— Что ты хочешь этим сказать?.. Разве вы не поехали в пустыню?
— Нет, не поехали.
— Чары! Ну не томи меня, скажи всю правду! — тормошила Шекер смущённого парня. — Где ты его оставил?
— Тётушка Шекер, не заставляйте меня говорить. Если бы я знал, что так получится, не привёз бы вам этого портфеля. Дурак я. Не подумал…
— Да пропади он пропадом! — воскликнула Шекер и швырнула портфель в сторону пса, который всё ещё изредка погавкивал, лёжа на своей подстилке. — Ты скажи, где мой муж?
Не зная, как быть, Чары почесал затылок и уставился в землю. Шекер, повиснув у него на руке, молила:
— Чарыджан, что бы ни было, заклинаю тебя, скажи. Всё равно я теперь не отпущу тебя. Зачем ты меня мучаешь? Да буду я твоей жертвой, Чарыджан, не молчи. Скажи, где мой муж!
И юноша не устоял перед таким натиском.
— Ладно! — решился он. — Я вас отвезу к вашему мужу. Садитесь в машину.
И они поехали.
— Если хотите видеть своего мужа, подойдите вон к тому окошку с красной занавеской, — хмуро произнёс Чары, когда они остановились через десять минут возле злополучного дома.