Сорок третий номер…
Шрифт:
– И все же, – Туманов опять вернулся к диалогу, – какую именно ерунду?
Олаф помедлил с ответом. Он мысленно прикидывал, какими дополнительными расспросами может обернуться рассказанная легенда. Возможно, ушлый кагэбэшник захочет узнать что-нибудь и про суеверного надзирателя, и про то, о чем еще болтают во вверенном Олафу учреждении.
– Я слышал, – осторожно произнес он, – что остров Хойту называют «островом сокровищ». Но это ведь чушь, верно?
Петри выдавил из себя улыбку, призывая окружающих оценить его здравомыслие.
Туманов не шевельнулся за столом и даже не поменял выражения лица.
– Почему
Олаф открыл рот.
– Впрочем, – кагэбэшник небрежно откинулся на стуле, – если на острове что-то и спрятано, то это представляет интерес не для кладоискателей, а для истории. Может быть – для науки. Поясню. – Туманов знаком остановил уже намеревавшегося вставить свое слово прокурора. – У нас есть предположения… подчеркиваю: только предположения, что четырнадцатый пехотный дивизион вермахта, покидая Карелию, оставил на одном из островов некие ценности. Возможно – имущество, не подлежащее транспортировке. Еще вероятнее – документы.
За столом повисла тишина. Было слышно, как в недрах дубового шкафа тикают шахматные часы, подаренные прокурору в день его пятидесятилетия. Словно кто-то из игроков нажал кнопку и ждал следующего хода. Олаф интуитивно понимал, что именно ему предстоит сейчас передвинуть фигуру на невидимой доске, и поэтому пребывал в полной растерянности.
– А… при чем здесь мы? – выдавил он из себя, чувствуя, что проигрывает партию.
– Вот и я говорю! – взорвался наконец Штырь. – Какое отношение к делу государственной важности может иметь слюнявый ловелас, слабый на передок? Как можно доверить задание партии интеллигентишке, разрушившему ячейку общества? Ведь семья – это основа нашего с вами…
– Я сейчас уйду, – раздраженно пообещал Туманов, – чтобы не мешать вам цементировать разрушенные ячейки! А задание партии будут выполнять другие.
Эта угроза на секунду подействовала. Прокурор замолчал и, положив на стол бордовые кулачищи, зловеще скрипнул зубами.
– Наша с вами задача, – продолжал кагэбэшник, повернувшись к Олафу, – выяснить, существуют ли схроны на острове Хойту, и если – да, то постараться вывезти спрятанные ценности на Большую землю.
Петри колебался. Спрашивать про ведьму было глупо. Но и таить в себе нарастающую тревогу не было сил.
– Вы назвали эту работу опасной и трудной… – напомнил он и вопросительно уставился на Туманова. – Что именно в ней… рискованного?
– Она связана с риском для жизни, – ответил тот небрежным тоном, как если бы предупреждал старшеклассников о вреде курения.
– Прямо скажем, работа не для сопляков! – не выдержал прокурор.
– Я слышал… – Олаф помялся, – будто на Хойту уже была экспедиция.
Туманов ответил не сразу. Он стряхнул с рукава невидимую пыль, одернул манжеты модной рубашки с широким отложным воротником и, поколебавшись, неохотно кивнул:
– Была. В шестьдесят восьмом году. Она… не увенчалась успехом.
– На острове ничего не нашли? – допытывался Олаф. – Участники вернулись ни с чем?
В глазах кагэбэшника мелькнул злой огонек. В его планы не входило рассказывать подробности трагедии пятилетней давности. Он лихорадочно обдумывал, как поступить. Перед ним сидел хоть и морально неустойчивый, но все же коммунист, начальник центрального следственного изолятора, руководитель специальной группы, в которой
– Участники прошлой экспедиции, – медленно произнес он, – не вернулись с задания. Они погибли. Мы предполагаем, что группа стала жертвой хитроумной западни, капканов, расставленных гитлеровцами на подходах к скале. Вероятнее всего, наши люди подорвались на минах-ловушках.
– Это все, что известно? – быстро спросил Олаф.
– А тебе мало, что ли? – крикнул прокурор. – Еще что-то хочешь услышать? Баб там нету! Одни только камни и скалы. И все заминировано.
– Если немцы так позаботились о сохранности своего барахла, – задумчиво произнес Петри, – значит, оно, действительно, представляет большую ценность.
– Может быть, – кивнул Туманов. – Это и надлежит выяснить. – Он наклонился и достал из-под стола небольшую черную кожаную папку. – Вы готовы обсудить детали предстоящего дела?
– У меня еще один вопрос. – Олаф нахмурил лоб. – Почему – «команда А»? Мы ведь не спецы по таким делам. Существует армия, милиция, саперы, наконец…
Лицо кагэбэшника приобрело насмешливое выражение. Он наклонился через стол к Петри и негромко произнес:
– А вы не догадываетесь?
Олаф на секунду замер, в его глазах мелькнуло недоумение, которое сменилось неподдельным ужасом:
– Вы это серьезно?! Разве так… делают? Не на войне, все-таки…
– Ошибаешься! – подал голос прокурор. – Именно – на войне! Наша партия, наш народ ведет ежедневную, ежечасную войну с расхлябанностью и предательством, с трусливыми интеллигентишками и слюнтяями!
– Вы готовы обсудить детали предстоящего дела? – повторил Туманов, расстегивая папку.
– Готов, – вздохнул начальник СИЗО.
Разве у него был выбор?
Уже совсем рассвело, когда в прокуренном кабинете городского прокурора закончилось совещание. Бледное, холодное солнце струилось сквозь щели в тяжелых шторах и тонуло в сигаретном дыму. Комната теперь выглядела иначе. При свете дня заговорщики за столом словно потеряли яркость, поменяли очертания, ушли в расфокус. Надвигающийся день размывал их лица, теснил и делал прозаичными их зловещие планы. Собеседники Олафа уже не смотрелись важными и таинственными. Это были просто уставшие люди, одуревшие от бессонной ночи, сигаретного дыма и кучи навалившихся проблем.
Петри тяжело поднялся из-за стола.
– Я все понял. Могу идти?
– Ступайте, – кивнул Туманов. – И помните: на вас лежит огромная ответственность. Вы – руководитель группы.
– Я назначил ему в помощь заместителя, – прокурор метнул победный взгляд на Олафа.
Тот остановился и с тревогой уставился на своего мучителя.
– У меня есть заместитель? Кто же он? Как его фамилия?
– Недельский…
Глава шестая
Этот запах! Он был сильнее всех других запахов, висевших в комнате. Он растворил и кислый табачный дух, и яркий аромат неведомого парфюма, которым пользовалась Анна, и терпкие, вызывающие приступ дурноты пары алкоголя. Так пахнет лезвие топора, забытого на плашке в мерзлом сарае, так когда-то очень давно пахла холодная дверная ручка чулана, в котором бабушка запирала непослушного внука. Это запах железа. А еще это – запах страха.